Старые недобрые времена 1

В разговорах злоязыких баб всплывает порой такое… только и успевай на ус, не отросший ещё, наматывать! Слуги-то, как бы баре не думали обратного, они видят и знают порой больше хозяев, а уж сплетничать, злословить и сгоряча выпаливать информацию, за обнародование которой их хозяева могут всем семейством отправиться в Сибирь, они не перестанут, хоть ты их ежедневно за то секи!

Порода! Поколениями выводили, воспитывали, приучали наушничать, подслушивать да подглядывать… и приучили, и воспитали!

А язык за зубами держать, да понимать, что и кому говорить льзя, а кому и нельзя, с этим сложнее. Вот и швыряются в обычной перепалке подчас такими фактами, что волосья дыбом!

Швыряются, не понимая, козырями барских секретов и своих о том знаний, своей причастности к чему-то, ради такой подчас мелочи, что и разумом понять нельзя! А действительно — не понимают… или понимают, но — это другой мир, мир людской, мир домашних слуг, со своими, подчас очень странными, ценностями.

Мир этот, пересекаясь с миром бар и простонародья,химеричен, самобытен и невероятен, ожидая своих исследователей. Но вот жить в нём, если психика не искалечена с детства — мука мученическая!

Ванька, в виду своей двуединости, этот мир понимает, и, в виду её же, видит таким, какой он есть — уродливым, уродующим человеческую психику и судьбы. А ещё он видит смутное, тёмное эхо, в котором искажённые представления о Добре и Зле, отражаясь, идут из людских назад, в барские спальни и гостиные, в такой, казалось бы, благополучный господский мир…

— Вызывали, батюшка? — кротко осведомился холоп, прикрыв за собой дверь кабинета.

— Да, вызывал, — рассеянно отозвался барин, сидя в кресле вполоборота и старательно, даже слишком старательно не глядящий на раба.

— Как там это… учёба твоя? — осведомился Борис Константинович.

— Всё хорошо, батюшка, — склонил голову холоп, — быстро учусь! Починить, с этим пока затруднения могут быть, а вот скажем, замок вскрыть, коли дверь заест, на это я уже способен!

— Н-да? — прозвучало от стола, — Ну-ну…

Барин постучал пальцами по столу, явно не зная, что и как нужно спрашивать, чтобы потом, если (не дай Бог!) что-нибудь случится, на Евангелии клясться и крест целовать, что он-де не приказывал ничего, и как могли о нём, дворянине, так дурно подумать⁈

Ванька, подавив вздох, взял инициативу в свои руки… Последнее, к слову, он не очень любит, предпочитая играть от контратаки, как бы отражая мысли хозяина, но на деле чем дальше, тем больше просто выворачивая их едва ли не наизнанку.

— Кхе… я, батюшка, с человечком одним познакомился, — начал наводить тень на плетень лакей, — пустой, надо сказать человечек, но — да-с… в нужные дома вхож! Вот, через него и…

— Знать не хочу! — торопливо перебил его Борис Константинович, — Все эти ваши…

Он покрутил рукой, брезгливо сморщив нос, как бы показывая всю степень своего отвращения к лакейской возне.

— Понимаю, батюшка, — склонил голову лакей, давя невольную злую усмешку, — Вы в вершинах парите, ну а нам, козявочкам, только в грязи барахтаться и остаётся.

Договорив, он кинул быстрый взгляд на хозяина — оценил ли?

… и судя по самодовольному виду того, вполне!

— Так вот… — продолжил Ванька, — вам хоть и невместно про такие дела знать, но уж простите раба своего глупого! Я, батюшка, через него на… хм, не то чтобы орла, а скорее на грифа выйти хочу.

— Грифа, хе… — закхекал Борис Константинович, — падальщик? Забавно, забавно… Ну, продолжай!

— Спасибо, батюшка, с вашего позволения! — эхом отозвался лакей, — Так вот, чтобы через этого человечка подойти, денег нужно.

— Кхе… — построжел барин.

— Он, батюшка, просит тыщщу, но я думаю, и за триста сговорить можно.

— Тыщщу? — переспросил хозяин, морща лоб тяжёлыми морщинами. Он, бывалоча, после загула, с картами, рестораном и борделем, прогуливает куда как более весомые суммы, но… тысяча? Какому-то лакею⁈

— Просил, — не дрогнув, подтвердил попаданец, придумавший эту историю от и до для пущей достоверности, — но я, батюшка, нащупал его слабое место — он, паскудник, до девок страсть какой охочий! Триста в зубы сунуть, а начнёт возмущаться, так украшений дешёвых закупить на сотню, да и в довесок, вроде как выторговал! Таких, знаете ли, что на мещаночку поглупее делаются, х-хе…

— О как⁈ — развеселился барин, — хитро, хитро… Евины сестрицы и здесь, да? Губят они нашего брата, да…

Идея с дешёвенькими украшениями окончательно успокоила Бориса Константиновича, убедила в реалистичности плана, сделала его выпуклым, живым и понятным.

— Смотри, — он невесть зачем погрозил пальцем слуге, сломавшегося в почтительном поклоне.

— Так значит, говоришь, если вдруг дверь заклинит…

— Вскрою, батюшка, — подтвердил холоп, — вскрою!

Два дня спустя, проводив хозяев на вокзал и дождавшись их посадки, Ванька помахал вслед шапкой, а потом долго и прочувствовано сморкался в платок, промокая сухие глаза рукавом. Отстрадав должное для любопытных глаз, он вернулся в опустевший особняк на Гороховой.