Старые повести о любви

– Завтра напишу, – твердо сказал я. – Что я – не успею?

– Успеешь, конечно, – сказал Григорий и почему-то хитро рассмеялся.

Я хлопнул дверью и пошел по коридору. И слышал, как Григорий все еще смеется в кабинете.

* * *

...Наверное, не нужно было идти сегодня к Наде, но я пошел. Одно к одному, день сегодня такой выдался. Я поднялся на четвертый этаж и позвонил в квартиру тридцать восемь. Открыл мне довольно несвежий парень, в мятой голубой майке и таких же мятых брюках. Судя по всему, он был уже прилично «поддатый».

«Это не мое дело, – сказал я себе. – Все. Я почти свободен. Я не следователь, я нормальный гражданин. Мне нет дела до того, сколько сомнительных элементов проживает в нашем районе».

– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Надю, – попросил я.

– А ты кто есть? – спросил он.

– Володька! Закрой дверь, сквозит! – крикнул из комнаты мужской голос.

– Надю позовите, пожалуйста.

– А Надька здесь больше не живет, – почему-то злорадно сказал он. – Квартиру получила.

– По какому адресу? – спросил я. – Адрес скажите, пожалуйста!

– Нет адреса, – с удовольствием проговорил он. – Не оставила, ясно? Не хочет с родней знаться, ясно тебе? Вот и дуй отсюда, пока уши торчком.

Я повернулся и стал спускаться вниз. «Ладно, – подумал я, – Надю я найду и так. Все остальное – не мое дело».

Парень в голубой майке стоял в дверях и с видимым удовольствием смотрел мне вслед.

– Володька, кто там еще? – крикнули из квартиры. – Закрой дверь, сквозит!

– Надькин мужик какой-то... – громко ответил Володька. – Смотреть не на что... А та, голубица, тоже, строила из себя... – и он так же громко сказал о Наде слово, к которому я до сих пор не могу привыкнуть.

Это слово гулким веселым эхом покатилось по подъезду.

Тогда я повернулся и побежал вверх, к нему. Мне показалось, что я бегу слишком долго, слишком медленно, как во сне, или в воде, а он почему-то так и стоял в дверях и смотрел на меня с любопытством. Может быть, он думал, что я возвращаюсь узнать – не сильно ли сквозит на папашу Булдыка. Во всяком случае, он почему-то не сопротивлялся, когда я схватил его за обе лямки голубой майки, выволок на площадку и стал колотить о лестничные перила. От неожиданности он просто потерял ориентир и только впустую махал руками, ища опоры. Я успел прилично отделать его морду о перила, когда из квартиры выскочил папа Булдык, одной рукой схватил сына за ту же многострадальную майку и впихнул в квартиру, а меня сильно пнул в спину, так что я слетел вниз на целый пролет, и дальше уже мчал на своих двоих, не оглядываясь.

Мне было весело. Все-таки здорово я отделал Володьку, хотя, конечно, нельзя забывать, что он был пьян, и значит, это несколько снижает торжество по поводу победы.

Я шел домой и думал, почему у меня так нелепо складываются отношения с будущими родственниками... Что Маргаритин отец Толя-рыжий, что эти голубки...

Куда я все лезу и что хочу доказать? Что я страстно хочу изменить в этих людях? И почему думаю, что я, именно я, имею право заставить их поступать так, а не иначе? Ведь я всего лишь один из них... Дурак, думал я, ты ж сам себя убеждал, что отныне свободен, что тебе нет дела... Значит, все-таки, не свободен? Значит, есть, черт возьми, дело?

– Все! – сказал я бабе в коридоре. – Завтра напишу рапорт. Вы довольны? Вы счастливы, наконец? Теперь мне все равно. Устраивайте меня. Пристраивайте меня. В метро. В «Торгпиво». В городскую ассоциацию ассенизаторов! В хорошую семью!

– Тихо, – сказала баба. – Деду делают укол. Валентина Дмитриевна прислала к нам очаровательную девочку, Надюшу. Пойди познакомься и веди себя, как человек. Впрочем, разве тебе кто-нибудь понравится! Скажешь – книг мало читала, и на одной ножке плохо вертится... Что ты уставился на меня?

Я расстегнул деревянными пальцами пуговицу на рубашке у ворота и сказала бабе:

– Только не вздумай совать ей свои злосчастные деньги. Это моя будущая жена...

* * *

Утром меня разбудил телефонный звонок. Я судорожно выхватил из-под подушки ручные часы. Четверть седьмого. Вчера я вернулся поздно, потому что провожал Надю, и мы долго сидели на раскладушке в ее новой совершенно пустой квартире, а под другую раскладушку спрятался Надин сын Митька. Он стеснялся меня и не хотел вылезать.

Телефон все звонил, и я снял трубку. И не сразу узнал Сережу Темкина.

– Саша, – сказал он странным голосом, – хорошо, что застал тебя...

– А, привет работникам следственного отдела! – стараясь, чтобы получилось бодро, воскликнул я. – А я вам нынче волк свинье не товарищ, сыскные вы крысы! Копошитесь, братцы, а я вольный орел! Сокол! Ястреб! Беркут!

– Саша, Григория убили... – тихо сказал он.

И не ожидая моего голоса в трубке, словно понимая, что я не смогу ни выдохнуть, ни выдавить из горла слова, добавил:

– Приезжай, надо помочь.

* * *

Мы шли по коридору, по которому каждый день ходили с Гришей, и Сергей рассказывал:

– Рутинный вызов. Хулиганство. Пьяный муж дебоширил... Молодой мужик, жена, ребенок... Поехали Григорий с Ядгаром.

– Подожди, – сказал я, – пьяный муж дебоширил. Какой адрес?

– Ну, я не помню, старик.