Старые солдаты

Она позволила своему собственному взгляду остановиться на бурлящей деятельности огромной базы. Цветовой баланс все еще казался... странным для нее, но медики заверили ее, что это психосоматическое заболевание. Они клялись, что регенерированный правый глаз воспринимал свет точно так же, как тот, который он заменил. И даже если бы это было не так, у ее мозга уже давно было время научиться приспосабливаться. Только этого не произошло. Пока.

Зная, как плохо идет война для Конкордиата.

Что ж, сказала она себе, по крайней мере, я могу надеяться, что для Псов все идет так же плохо.

Эта мысль была менее обнадеживающей, чем следовало бы. Она не знала, как Мелконианская империя называла свой эквивалент плана Рагнарек, но было очевидно, что он у нее был. И почему-то сообщения о том, что мелконианские планеты гибнут даже быстрее, чем человеческие, не заставили ее почувствовать себя счастливее.

- Мне жаль, что мы не смогли предоставить вам более длительный отпуск на выздоровление, капитан, - сказал контр-адмирал Седжвуд через минуту. Его голос стал тише, и он продолжал смотреть на улицу сквозь хрустальные стекла окна. - К сожалению, нам все больше и больше не хватает опытных офицеров. Рагнарек, - его рот скривился, как будто слово было физически кислым на вкус, - высасывает более половины нашей общей боеспособности для наступательных операций. Большая часть остальных стремится остановить - или, по крайней мере, замедлить - продвижение мелкониан в этом секторе и в секторах Палмера и Лонг-Стопа. Оно... дела идут не очень хорошо.

Мэйника ничего не сказала. Это было утверждение, а не вопрос, и в любом случае ей не нужно было, чтобы он говорил ей. В конце концов, она была в Шартре.

- Нет, капитан, - сказал Седжвуд, поворачиваясь к ней лицом полностью. - Совсем не хорошо. То, что я собираюсь вам рассказать, абсолютно секретно: код Вайолет-Альфа. Это не должно обсуждаться за пределами этого офиса с кем-либо, кто явно не допущен к этой информации. Это ясно?

- Да, сэр, - сказала она более решительно, сидя очень прямо в удобном кресле, в то время как вибрирующая бабочка парила где-то посередине ее живота.

- Хорошо, - сказал Седжвуд, затем глубоко вдохнул. - Капитан, - сказал он железным голосом, - мы проигрываем.

Мэйника сидела очень, очень неподвижно. Это не было неожиданностью. Не совсем. Военная цензура - это одно, но не было никакого способа скрыть масштабы цунами, охватившего населенное людьми пространство. Не тогда, когда целые миры, целые солнечные системы пылали, как погребальные костры, в бесконечных глубинах космоса.

Она поняла давным-давно, еще до катастрофы на Шартре, что единственная надежда любой из сторон на победу заключалась в том, что она могла завершить полное уничтожение своих врагов, пока какая-то жалкая горстка ее собственных планет все еще выживает. Но никто никогда не говорил ей, насколько на самом деле велика Мелконианская империя. Она даже не знала, знал ли кто-нибудь на самом деле. Она подозревала - боялась - что это было больше, чем самые пессимистичные оценки, которые она когда-либо слышала, но в первый раз кто-либо из ее начальников, тем более такой высокопоставленный, как Седжвуд, официально заявил ей, что Конкордиат проигрывает.

Теряет. Даже сейчас, поняла она, она никогда по-настоящему не сталкивалась со всеми последствиями возможного поражения. Возможно, это было потому, что она не была готова противостоять этому темному, первобытному кошмару. Или, возможно, это было из-за безжалостной летописи побед Конкордиата. Конкордиат проигрывал сражения в предыдущих конфликтах, терпел катастрофические поражения не в одной критической кампании, но он никогда - никогда - не проигрывал войну.

Вот для чего существует бригада, сказала она себе. Мы не должны были позволить этому случиться.

- Мы не можем быть уверены, - продолжил Седжвуд тем же резким, сверхконтролируемым голосом. - Уже много лет очевидно, что мы полностью недооценивали размеры и силу империи. Мы не были готовы к тому, как быстро они мобилизовались или как скоро начали нападать на гражданское население планет. Даже сейчас мы не уверены, что успешно экстраполировали их фактический размер и силу на основе захваченных данных и допросов заключенных. Но даже наша самая оптимистичная оценка дает нам менее сорока процентов шансов на окончательную победу. Наша самая пессимистичная оценка...

Нам нужен каждый корабль, каждый Боло и каждый офицер бригады на фронте, - сказал Седжвуд. - Даже если пессимисты правы, наш долг - погибнуть в бою. И это также наш долг - предположить - заставить себя поверить - что пессимисты ошибаются. Чтобы доказать им их неправоту... даже если это не так.

Мэйника снова кивнула. Она давно смирилась с тем, что, что бы еще ни случилось, она не переживет войну. Показатели потерь в бригаде были слишком высоки, чтобы она могла обманывать себя в чем-то настолько фундаментальном, и в этом осознании было что-то такое, что было... привычкой.