Старый год

Поэтому должен признаться, что Евдокия, открыв дверь, увидела перед собой толстую некрасивую девушку в выпуклых очках, причесанную на прямой пробор, краснощекую и белоглазую.

Девушка же увидела высокую нескладную женщину, темные волосы которой были не чесаны месяца два, а халат столько же не стиран. Зато у этой женщины сохранились чудесные серые, хоть и отягощенные мешками, глаза и странные тонкие брови, живые и подвижные, которые своими элегантными движениями подчеркивали ее слова.

– Ой, простите! – Девушка в очках, видимо, оторопела при виде хозяйки дома, но тут же постаралась взять себя в руки, потому что была существом робким и вежливым, я ее скопировал с Дашеньки Корф с нашего курса, которая хотела выйти замуж, но так и не смогла.

– Тебе чего? – мрачно спросила Евдокия, которая не выспалась и не опохмелилась. Ее можно было понять.

– Простите, а Люся Тихонова здесь живет? – спросил я, то есть Дашенька.

– А что? – Евдокия всю жизнь избегала прямых ответов на прямые вопросы.

– Я с ее курса, – сообщила Дашенька.

– Еще чего? – Евдокия сделала вялую попытку захлопнуть дверь, но Дашенька не позволила.

– А вы ее мама будете? – спросила она. – Такая красивая, ну просто как Люся. Она мне говорила, что на маму похожа, но я даже не представляла, как похожа.

– Разве? – Рука Евдокии сама поднялась, чтобы пригладить волосы. И на лице появилось осмысленное выражение.

Дашенька сделала паузу, чтобы Евдокия могла принять решение.

– А что ты в дверях стоишь? – спросила она. – Ты заходи, только у меня не убрано.

– Ой, что вы! Я здесь постою, – сообщила Дашенька.

Евдокии явно не хотелось разговаривать на лестничной площадке – видно, у нее не сложились добрые отношения с соседями. Она отступила внутрь квартиры, и Дашеньке пришлось последовать за ней.

Она закрыла дверь и тогда спросила:

– Чего тебе надо? – но уже без злости.

– У нас контрольная послезавтра, – доверительно сообщила Дашенька. – По литературе. А Евгений Тихонович, он страшно строгий, сказал, что все, кто не придет, останется без зачета! Представляете!

Не исключено, что Люся когда-то называла матери имя преподавателя литературы. Но я рассчитывал на то, что мать не очень внимательно следила за успехами дочери.

– Вот я и решила, – сообщила Дашенька, – что просто обязана предупредить. Если она заболела, пускай встает и хоть на ушах ползет, вы меня понимаете? Ведь последний курс, по головке не погладят.

– Ты заходи в комнату, вот тут она живет. – Евдокия провела гостью в меньшую из двух комнат махонькой хрущобы. Здесь обитала Люся. Все тут было спартански просто, словно Люся всем своим существованием подчеркивала несовместимость с матерью, быт которой выражался в страшно захламленном коридоре, кухне, заваленной вещами – от пакетов и бутылок до тряпок, которые могут пригодиться.

На стене в комнатке Люси была лишь фотография «битлов» в черной рамке, а на ученическом столе ровными стопками лежали тетрадки и учебники. Диван был убран – видно, белье на день прятали внутрь его.

Евдокия не пригласила Дашеньку садиться.

– А она сама скоро придет?

– Сегодня ее не будет, – сказала Евдокия. – У родственников она в гостях.

– А к понедельнику она возвратится? Правда?

В голосе Дашеньки звучала страстная надежда как можно скорее вновь увидеть подругу.

– К понедельнику должна вернуться, – сказала Евдокия. – Она и в записке написала, что вернется.

– В записке?

– Она уехала, когда меня дома не было. А записку ее друзья передали.

Больше ничего говорить Евдокия не намеревалась.

Наступила тягостная пауза. Тогда я пошел на крайние меры.

– А кому же я тогда стипендию отдам? – спросила очкастая подруга.

– Какую стипендию?

– Ну, в общем не совсем стипендию, но в прошлый раз, когда стипендию давали, я у нее заняла немного, мне туфли надо было купить. Она ведь такая добрая...

Реакции не последовало.

– Просто не знаю, нужны ли ей деньги. А то бы я еще задержала.

– Не нужны ей, – вырвалось у Евдокии, и она тут же пожалела об оговорке. – Но ты их мне оставь, я ей передам.

– А почему вы думаете, что деньги ей не нужны?

– Потому что...

Ну давай, давай, должна же ты когда-нибудь сказать правду! Ты же переживаешь, ты же не совсем бессердечная, у тебя дочка пропала. Ты хочешь мне все рассказать!

Я глядел на нее в упор и гипнотизировал ее. Если я могу внушить тебе, бедная женщина, что я похож на толстую девушку в длинном платье и очках, то почему бы тебе не рассказать всю правду?

– Даже и не знаю, что тебе сказать, – вздохнула Евдокия. – Ты деньги-то оставь... целее будут.

Я понял, что о деньгах мать не забудет. Я достал бумажку – она вызвала у матери разочарование. Видно, она хотела бы получить больше. Но подарок – всегда подарок. Даже небольшой.

– В самом деле что-то случилось? – спросила Дашенька.

– Уехала она... не видела я их даже. Но Егор, парень из того дома, она с ним ходит, худой такой, длинный, он говорит, что ее ждал «Мерседес».

Разве Егор говорил ей об этом? Впрочем, сейчас не важно. Главное, не прекращать давления.

– А потом этот парень принес записку?