Старый Город

Придя вечером домой, Крягу запер дверь, задернул занавески на всех окнах и полез в свой тайник под кроватью. От вида портрета его переполнили противоречивые эмоции: с одной стороны, радость и гордость от того, каким величественным вышло полотно, с другой, упадок сил и уныние от того, что он вынужден будет скрывать картину от света солнца на неопределенное время. Никто не должен был узнать, что он тоже числился среди последних заказчиков художника.

Спрятав картину обратно под пол, Крягу вошел в свой кабинет и задумчиво уставился на рукопись с трактатом. Вот уже два дня как работа над ним приостановилась. Теперь неизвестно, когда он соберется с силами и завершит свой труд. Ведь потеряв все свои сбережения, на несколько недель ему придется сосредоточиться только на работе, чтобы не погрязнуть в долгах и иметь какие-то средства к существованию. Что ж, придется сделать паузу и повременить с презентацией его рукописи важным общественным деятелям.

«Ничего-ничего, – успокаивал себя Крягу, – настоявшаяся подольше мысль будет весомее и мудрее».

Прошел еще один день. Крягу изменил свой привычный маршрут на службу и перестал ходить по Минковской улице. Он не хотел вспоминать о том, что если бы не свернул в тот вечер на Ильинский базар, то никакой трагедии бы не произошло. Не желая копаться в себе, он попросту решил забыть об этом инциденте. Шмидту ничем уже не поможешь, а вот раздувать в себе пламя самобичевания и угрызений совести – это было ни к чему.

Накануне похорон художника Крягу вновь записывал текст короткой сводки об этом для городской газеты. И вновь его посетила мысль о собственной безнаказанности и божественном предназначении. Вот Шмидт уже лежит в гробу, полиция не имеет ни малейших зацепок, чтобы выдвинуть хоть какую-то версию кроме несчастного случая, а он, Крягу, отправляет в последний путь художника посредством передачи этой информации общественному мнению.

Он был на самом пике духовного наслаждения, когда прогремевший рядом голос вернул его к действительности.

– Ба! Ваше благородие! Так что ж вы не явились на следующий день заявить о краже?!

Крягу не поверил своим глазам и ушам! Перед ним стоял тот самый жандарм, с которым он носился тем вечером по рынку, пытаясь поймать воров по горячим следам. Как это было сейчас некстати! Краем глаза Крягу заметил, что его сослуживец Енаки уже отложил в сторону перо и приготовился слушать кое-что занимательное.

– Что же вы молчите? – не унимался жандарм. – Вы же тогда полрынка на уши подняли!

– Я… я… не… Я никого не поднимал, – только и вымолвил жалко Крягу, лихорадочно соображая, как ему замять поскорее этот такой неуместный публичный разговор.

– Ну что же вы, ваше благородие? Вы же тогда и сумку свою мне показывали. С дыркой-то! Говорили, что через прорезь у вас все деньги и свистнули!

Быстро взглянув на Енаки, выражение лица которого застыло где-то между любопытством и удивлением, Крягу понял, что надо отвечать решительнее.

– Господин унтер-офицер! Должен признать, что я тогда ошибся! Вы были совершенно правы, полагая, что я оставил деньги дома! Так и случилось: придя домой, я обнаружил деньги там, в целости и сохранности. Вот ведь бес меня попутал там, на рынке! Простите великодушно, что доставил вам тогда хлопот…

– Эх, ваше благородие, тогда вы по-другому говорили, – ухмыльнулся усатый жандарм. – Ну да что мне? Если нет заявления, то значит, нет и дела. Только вы это, будьте впредь внимательнее, когда так настойчиво требуете полицию вмешаться. А то ведь по всем процедурам с вас и пояснительная записка полагается…

– Всенепременно, уважаемый господин унтер-офицер! Во век не забуду вашей доброты и человеческого понимания! А вы к нам по какому делу нынче пожаловали?

Жандарм еще раз ядовито хмыкнул, махнул рукой и передал бумаги для отчетности о квартальной деятельности управления полиции. Собственно, на этом он распрощался и покинул помещение.

Крягу продолжил свою работу, искоса поглядывая на Енаки. Тот, ставший свидетелем всего разговора, покачал головой с многозначительной улыбкой на лице. Дело в том, что в последние пару дней Крягу одалживал деньги как раз у Енаки. В этом свете история, рассказанная жандармом, а также то, что Крягу публично заявил, что деньги у него не пропадали, выявляла некоторые несостыковки.

Пока ничего серьезного, но лучше рассчитаться с Енаки как можно скорее, думал Крягу по дороге домой. Чем быстрее его сослуживец забудет об этом эпизоде, тем лучше.

Однако с этого момента спокойствие и уверенность в своей правоте были подорваны. Из глубины подсознания сначала редкими отголосками, а потом все явственнее и сильнее замаячила паранойя.

Уже этой ночью Крягу не мог уснуть, одолеваемый всевозможными мыслями изобличительного толка. Что если тот усатый жандарм расскажет о том случае на рынке своим напарникам, расследующим дело, и они сопоставят факты? Попробуют найти связь между орущим на рынке о пропаже денег писаре из управы и несчастной смертью художника.