Старый король, Молодой король

— У меня еще будут реплики? — перебивая лай, возмутился Старый король, которому не дали показать всю мощь его актерской игры во второй сцене. — Я не зря ведь приехал, у меня дела.

При этом я знал, что никаких дел у него нет, а говорило это уязвленное самолюбие.

— Конечно, следующая сцена ваша, — пришлось согласиться мне.

На самом деле я был готов к такому повороту событий и еще утром набросал сцену, где Старый король узнает, что его сын затеял бунт и двигается с войском на столицу. Сцена проходная, но наш король выложился так, как никогда, кажется, не выкладывался.

Он повышал голос и взмахивал руками в тех местах, где делать это было совсем не нужно, но остановить безудержную его экспрессию я боялся. Отойдя от текста, он принялся импровизировать, обнажая зрителю старую ранимую душу: он-де скучает по высланному сыну, любит его всем сердцем и даже готов отдать престол просто так; ему не нужны корона и трон, а только любовь (!!!). Закончил король вообще тем, что со слезами на глазах заявил об отречении и желании уйти в монастырь.

Мы с Молодым королем аплодировали стоя. Я вполне понимал, что эту импровизацию он забудет и не повторит, наверно, никогда, но сейчас она стала для него всем.

— Браво!

— Браво, король!

Еще пребывая в экстазе от сцены, он выдал:

— Гроб короля должен соответствовать его величию!

— Что?

Кажется, вопрос не входил в его план, отчего и смутил.

— Ну, — начал объяснять он, — когда сын меня убьет, хочу чтобы на сцене меня хоронили в огромном гробу, — потом задумался. — Или же пусть похороны не показывают, но сын прикажет: «Гроб короля должен соответствовать его величию!»

Я, располагающий весьма скромным бюджетом, согласился на второй вариант.

После душераздирающего монолога Старого короля вполне можно было заканчивать репетицию, но мы согласились продолжать работу.

Предпоследняя сцена — поход на столицу — планировалась больше как образная, нежели артистическая. Опять же ввиду отсутствия большой труппы я вынужден был как-то выкручиваться, поэтому и решил сделать акцент на эффектность: Молодой король должен был идти через всю сцену, что-то выкрикивая и размахивая руками; в это время бы параллельно то включались и выключались свет и софиты, то стучали барабаны; люди за кулисами бы топали ногами и выли; быть может, даже какая-то женщина завизжала бы, изображая насилие, якобы учиняемое бунтующими.

В общем задумывалось светопреставление!

Не желая портить идеальную картинку в своей голове, я попросил Молодого короля лишь медленно пройтись от одного угла гаража до другого и засек время.

— Тридцать секунд. Ну сорок пять, допустим.

— Это для чего?

— Это ты должен будешь красться по сцене, изображая поход на столицу, — я зачем-то указал на Старого короля, а тот сразу сделал грудь колесом.

— Просто красться? Где же тут поход?

— Все будет — поиграемся со светом и звуком. Ты просто должен плавно махать руками и периодически что-то выкрикивать, зазывая свое войско. Подумай над этим.

— Хорошо.

— Итак, последняя сцена — убийство Старого короля, — объявил я во всеуслышанье.

Кажется, даже бродячие собаки заткнулись и навострили уши, а охранник, вечно спящий в своей будке, продрал глаза и прислонил ладонь к уху.

Старый король, поддерживая ту же горделивую осанку, проследовал в темный угол гаража и повернулся к нам лицом. Молодой король стоял около меня.

По задумке — они должны были идти с разных концов сцены и встретиться в середине. Молодой король грозит мечом и требует сдачи, а Старый отказывается сдаваться. Само убийство я не продумывал, а решил положиться на импровизацию.

Итак, короли пошли друг на друга.

— Сдавайся, отец!

— Не сдамся! — выкрикнул Старый король и сделал вид, что вынул меч из ножен. — Этот священный меч столетиями оберегал нас от врагов. Убережет и сейчас! — он замахнулся на бунтаря.

Молодой король, вопросительно было взглянувший на меня (я дал сигнал продолжать), увернулся от удара и «обнажил» свой меч.

С проворством черепахи Старый король пару раз рубанул своим мечом и после третьего удара уже заметно выдохся. Собрав всю оставшуюся силу, он замахнулся в четвертый раз. Далее произошла феерия: Старый король застыл, все еще держа меч в воздухе, покашлял, «выронил» меч из рук и картинно схватился за живот.

— За что, сын? — промямлил он, падая на колени.

Молодой король, пораженный то ли экспрессией, то ли внезапностью произошедшего, не знал, что отвечать, и таращился на меня. Я тоже не знал и глядел на Старого короля.

Тот уже двумя руками схватился за живот и поморщился. Было ясно, что он изображает смертельную рану и сценически умирает.

Молодой король стоял над ним, все еще держа двуручный меч.

— Стой так, — по-режиссерски приказал ему, — и лицо трагичное.

Он нахмурил брови.

Старый король бился в агонии (мне казалось, он оценивает, стоит ли идти до конца и падать на грязный гаражный пол или отложить это до премьеры). Он кряхтел и правой рукой искал сына, видимо, планируя схватиться за него и последний раз спросить: «За что?»