Старый Мёртвый Свет

Стоило немного постоять и внимательнее рассмотреть все вокруг, как стало ясно, кое-что все же изменилось. Во-первых, в доме напротив сгорели две квартиры, расположенные друг над другом. Огонь давно утих, и сейчас из очерченных неряшливой черной рамкой выгоревших окон в воздух поднимались слабенькие струйки бледного дыма, еле заметные при свете фонарей. Если бы Виктор в кратких перерывах между сном, лежанием на кровати и возлияниями не поленился выходить покурить на балкон, он, возможно, увидел бы что-нибудь интересное. А так, через задернутые шторы и пелену табачного дыма, которым здесь уже пропитался каждый уголок, много не разглядишь. Шум выстрелов и визг тормозов как-то быстро перестали удивлять и потрясать, словно так и должно быть. В любой другой ситуации они бы заставили Виктора выйти и посмотреть, что делается в мире, но не тогда, когда мир утратил для него всякую притягательность. Пусть горит, пес с ним.

Во-вторых, к прежним свидетельствам катастрофы — голубому Пежо и брошенной полицейской машине с распахнутыми дверями — добавился еще какой-то солидный джип, сваливший фонарный столб прямо на навес летнего кафе, от чего тот опасно прогнулся. Ну и, в-третьих, кто-то превратил стеклянные стены булочной на углу в груду осколков. Жаль, там были прекрасные круассаны. Виктор, конечно, не был экспертом в этой области, но ему нравилась выпечка из этого места — два шага от дома, и мягкий, теплый завтрак готов.

Единственное, что осталось неизменным, так это трупы тех, кого подстрелили сотрудники полиции. К счастью, их было невозможно изучить лучше — все открытые участки тела облепили мушки. Какая гадость!

— Туды ее в качель, значит, это все на самом деле, — Виктор задумчиво потер бороду. Раньше он брился через день или, в редких случаях, через два, а вот теперь уже больше недели не прикасался к бритве. Увидела бы его сейчас Лена — ох, досталось бы, она ненавидела щетину.

Виктор только что понял, что жена на самом деле слишком вмешивалась в его личное пространство, постоянно указывала, что надеть, как выглядеть. Даже сейчас он практически каждый свой поступок невольно подгонял под шкалу оценок, заданную супругой и совершенно не учитывающую его, Виктора, мнение. Самое худшее, что при этом в душе начинало ворочаться чувство вины, садня и без того ноющую рану.

Да, Виктор превратился в жалкого подкаблучника, но вот сейчас мир предоставил ему возможность научиться быть сильным, независимым. Может, тогда Лена поймет, что совершила ошибку, если им вообще еще доведется встретиться.

Кстати, о Лене. Надо бы ей позвонить, узнать хоть, как она, не чужой ведь человек. Ну и родителям, конечно. Кольнула совесть — за эти два (или все-таки три?) дня ни разу не звякнул старикам, они там, наверное, на валокордине сидят. Только бы живы были…

Виктор еще раз окинул безмолвную улицу взглядом и заметил, что на пятом этаже дома, расположенного выше по улице, горит свет. Так, минутку, совесть подождет.

— Да я здесь не единственный счастливчик, — обрадованно проговорил Виктор и сам удивился тому, как на смену унынию пришло воодушевление, да еще какое!

Он тотчас решил, что надо бы заглянуть в гости. Только к этому следует тщательно приготовиться. Вернувшись в квартиру, Виктор решил перво-наперво поставить вариться макароны и разобраться с телефоном, а уж потом переходить к важному делу. Заодно хмельной дух повыветрится, а на смену ему придет какая-никакая ясность мышления.

В соответствии с написанным на упаковке на счету симкарты уже было пять евро. На несколько звонков хватит, а там разберемся. Телефон преподнес Виктору приятный сюрприз — он был почти заряжен. Значит, не так уж и долго трубка провалялась в магазине.

Активировав симку, Виктор набрал смоленский номер. Прижав телефон к уху плечом, он помешивал макароны и слушал гудки, и с каждым новым к горлу подступал горький ком. Казалась, прошла целая вечность, прежде чем на том конце ответили.

— Да.

— Папа!

— Витя! — закричал отец. — Ты куда запропастился?! Ты ж нас чуть с ума не свел!

— Боря, ну-ка дай трубку, — послышался рядом суровый голос матери, спокойный, твердый и оттого особо устрашающий.

— Привет, мама. Извините, я тут был занят.

— Это чем же? — мать не сумела удержаться в образе железной леди, вот-вот сорвется на плач.

— Выживанием, чем же еще. У нас в городе, похоже, совсем никого не осталось. Только одно окно горит на всей улице, да и то непонятно, есть там кто живой или просто забыли свет выключить. А у вас как?

— Плохо, — бесцветным голосом ответила мама. — Добралось и до Смоленска несчастье. Дома сидим, продукты заканчиваются, а по улицам эти сумасшедшие разгуливают. Помнишь Рустама Ахметовича из третьего подъезда?

— Ну, предположим, — Виктор действительно смутно припоминал добродушного старика, каждый вечер прогуливавшегося с любимой дворняжкой по кличке Плюшка. Та, даром что пережила добрую половину своих «дворянских» подружек, всегда источала такую энергию, какой не могли похвастаться иные щенки. Дети собаку любили, кстати…