Но все сошлись в едином мнении — ежели северная скала побьет вепря, вестимо, не вепрь это, а свинья. А рыцарь не чудовище вовсе, а просто тот, которому повезло получить мечом в плечо. Ведь находились умники, которые утверждали, что меткая свинья попала прямо в прореху в ржавом вороненом доспехе. Хотя другие спорили, что Фолкмар был и вовсе без доспехов. Но всё решит Воин: его суд зорок, он-то точно видел сверху, как сталь прорезала лунный свет, просочившийся в щели давно не латаной конюшни. Его последнее слово ответит на все вопросы, хоть сказано оно будет кровью.
— Лорд Дамиан Бордовей, первый крови почтенного дома Бордовеев, хранителей центральных земель и дубовых рощ, признаешь ли ты свою вину — нарушение клятвы, данной при посвящении в рыцари — защищать вдовиц? — проскрипел Бельтрес, сжимая цепкими пальцами полы плаща, чтобы их не унес ветер.
— Не признаю. Я не нарушал никакой клятвы, девушка согласилась сама. Таков уж мир, женщины любят золото и красивые одежды. В том нет ничьей вины, так рассудила судьба. Вдовицы те же самые женщины, хоть и носят черные одежды. Но любят золото так же, как все.
По головам прошёлся ропот, и, если кто посмотрел на отца молодого мужчины в прекрасном стальном доспехе, то заметил бы, что он усиленно кивает, в такт тряске своего живота.
Молодой лорд Дамиан Бордовей был прекрасен в отблесках пламени: его доспех, от плеча до плеча прорезанный сдержанной узорчатой ковкой сиял, словно слезы дракона после умелой огранки ювелира. Оранжевые тени отплясывали на стали, на его золотых локонах, на крепких ногах в стальных поножах и на прямом стальном мече, вычищенном до глянца и заточенным до крови на глазах при взгляде на него. В другой руке Дамиан держал шлем, рядом было воткнуто копьё. Оторны рассудили, что, помимо меча, будет уместно ещё одно оружие.
— Признаешь ли ты вступление в поединок с воином возраста на тридцать вёсен более почтенного, чем дозволено кодексом? — задал второй вопрос Бельтрес, услышав ожидаемый ответ на первый, — Признаешь ли ты и то, что осквернил тело павшего, сбросив в канаву, а не предав огню?
Кто знает, что произошло там, под худой крышей? На стороне Бордовея его друзья-лорды и золото, на стороне вдовы — полуслепой старик да спящие стоя кони, которые смотрят большими умными глазами, а говорить не умеют. Да и женщины, вестимо, любили золото. Для Бельтреса это не было удивительным, он и сам не гнушался брать любовь за золото, когда ещё был молод, силен и не задумывался о священном сане. Очевидно, судить лордика за это никто не собирался.
— Дуэль была честна, — Дамиан отвел руку, сжимающую меч в подтверждении своих слов, — Он поднял свой меч, я поднял в свой — точно так же, как сейчас. Возраста его я не спрашивал, — (лорд Бордовей усиленно избегал имён, хотя правильно было бы произнести имя старого рыцаря полностью, вместе с прозвищем), — Очевидно, он стар. Но что делать тому, в чье брюхо тычат остриё клинка? — лордик теперь развел обеими руками, будто произносил очевидные истины непонятливым слушателям. Он повернулся, оглянув зрителей высоких и зрителей пониже, как по росту так и по статусу, — Послушайте! Видят Боги, этот старик чудовище! Иначе как объяснить, что этот рыцарь, хоть моя душа и сопротивляется этому названию, выжил после того, как я пронзил его грудь клинком? Прямо в грудь! Насквозь! После такого не выживет и молодой, полный сил муж. Что и говорить, я бы сам не выжил после такого. Чудовищу не место на погребальном костре. Его место в канаве. И в том тоже нет моей вины.
В толпе простолюдинов послышался сдержанный ропот. Бельтрес повернул голову — вельможи тоже шептались. Только делали они это чинно склонив головы.
«Какая разница, с каким приличиями разносятся сплетни, ежели итог один?» — подумалось Бельтресу, у него возникло острое желание сбросить с себя плащ раньше времени.
— Лорд Дамиан Бордовей, старший сын почтенного лорда Уолгота Бордовея, хранителя центральных земель и дубовых рощ, утверждаешь ли ты, что очи королевского лекаря сира Туруна Хардрока подвели, когда тот не нашел под доспехами Фолкмара Упрямого того, что полагается иметь чудовищу?
— Некоторые чудовища искусно притворяются людьми. Так вещают метрополы Идущего по Небу.
— Утверждаешь ли ты, что очи нашего светлейшего Величества Реборна Блэквуда и ее Величества Исбэль Блэквуд их подвели?
На этот раз Дориан Бордовей не сказал ничего, нервно поджав тонкие губы. Лицо Его Величества оставалось невозмутимым под натиском отблесков пламени. Ни единого члена тела не двинулось у короля Реборна Блэквуда, даже не дрогнуло веко, когда сотни пар глаз вперились в него.
— Наш король прозорлив, — громко объявил Верховный оторн, — Двадцать вёсен назад он одолел Безумного и его чудовищ. Не поэтому ли мы все собрались здесь? Если взгляд сира Туруна Хардрока мог его подвести, то взгляд Его Величества остр и не совершает ошибок. Он зрел чудовищ, прежде чем уничтожить их, узрел бы и сейчас. Но этого не случилось. Это всего лишь старик.
Реборн Блэквуд легонько кивнул, соглашаясь со словами верховного оторна.