Старый Сантос и его потомки

Бондарь Менаша и Иван Полищук тряхнули стариной — сколотили с десяток парт, а ученики притащили из дому табуретки, топчаны. И в один из таких хлопотливых дней Леся принесла из дому школьный звонок, вручила вахтеру и попросила его дать первый звонок, что старик и сделал с превеликим удовольствием. Он ходил по двору и звонил без конца. Делал он это не столько для учеников, сколько для поселка и для Лукашивки: пускай люди слышат, что начинается настоящая жизнь, начинается первый урок в школе.

И как бы ни было тяжело Лесе, с началом занятий у нее спокойнее стало на душе.

* * *

Вездесущая Рейзл взяла на себя не меньше хлопот, чем все остальные. Она решила привести в порядок полуразрушенное помещение почты, которое имело такой же мрачный вид, как школа. Взяла лопату, метлу, ведра и, засучив рукава, стала очищать помещение от мусора.

Она знала, что не сегодня-завтра пришлют какого-нибудь начальника из района — без этого нельзя — и он откроет почтовое отделение, дабы Ружица и Лукашивка были снова связаны с большим миром, как это было до войны; чтобы письма сюда приходили и чтобы можно было написать отсюда несколько слов родным и знакомым. Каждый и всякий ждал и не мог дождаться, когда получит весточку от тех, кто находится на войне или далеко в тылу.

Рейзл думала, что поработает несколько дней, приведет хотя бы один угол почты в порядок и как-нибудь выберется в район, может, уже где-то там лежат письма и газеты для поселка и села. Надо ведь дать знать, что она, слава богу, жива, здорова и готова снова приступить к работе.

Из хлама извлекла она старую вывеску, прибила к наружной полуразбитой стене. И люди с надеждой смотрели на почту…

День и ночь почтальон прибирала, мыла полы, закрывала ржавой жестью окна. Она теперь чувствовала себя здесь главным начальником, хоть и понимала, что временно.

Рейзл освободила от вещей почтовую сумку, почистила ее, помыла, чтобы было в чем разносить письма, и через несколько дней, когда Кузьма и Гедалья запрягли единственную лошадку, чудом уцелевшую в артели, и отправились в район, где уже начали разворачивать работу районные организации, она тоже упросилась на подводу и поехала с ними разведать, нет ли почты.

И как в воду глядела! В Яшполь прибыл первый поезд-летучка, и почтальон отобрала для своих земляков первые несколько десятков писем — солдатских треугольников — и была счастливее, кажется, самих адресатов. Женщина представляла себе, что будет, когда она вручит первые письма людям, истосковавшимся по весточкам от своих родных и близких. Каким желанным гостем будет она сегодня там, куда принесет письма!

К исходу дня Рейзл вернулась домой. И с ходу направилась вручать адресатам первые письма и была встречена с распростертыми объятиями.

Но не всем принесла она радость, счастье. Некоторых ждало горе. Среди писем попадались такие, что рассказывали о героически погибших в боях за Родину. Их боевые друзья писали, стараясь утешить осиротевших матерей, несчастных вдов. Были и немногословные похоронки и письма, в которых говорилось: «Ваш сын пропал без вести…» И никто еще не понимал как следует горечи этих слов…

Вскоре ее уже не встречали так радостно. Когда Рейзл появлялась с письмами, люди медлили, опасались их читать, особенно солдатки и матери, мужья или сыновья которых были на фронте.

Почтальон совсем растерялась. Сердце наполнялось болью, и она лишь теперь поняла, что ее профессия не такая веселая, как некоторые считали. Теперь она уже избегала вскрывать конверты и треугольники. Кончилось тем, что Рейзл стала серьезно подумывать об отставке. Как только прибудет новый начальник, она попросит, чтобы подыскали более молодого почтальона. Нервы у нее уже не те, что были раньше, до войны. Надо будет заняться собой самым тщательным образом и пойти на поклон к профессору Пинхасу Сантосу, чтобы он исследовал больные нервы и подлечил ее…

Несколько раз она была свидетельницей того, как матери, распечатав конверты и пробежав глазами короткие строчки, падали без чувств и обливались горькими слезами. Все, все Рейзл могла переносить, только не слезы, не плач матерей и солдаток. И она твердо решила, что непременно пойдет к Гедалье Сантосу, к Матяшу и будет просить, чтобы перевели ее на виноградную плантацию. Там ей будет куда лучше и спокойнее. Отколе Рейзл жила на свете, она любила приносить людям только добрые вести. А тут…

Однако она не могла так просто бросить сумку и уйти от своих дел. Надо было дождаться нового начальника почты. Когда его пришлют, никто не знал! Ведь были теперь дела куда посерьезнее, чем подбор для Ружицы и Лукашивки начальника почтового отделения.

Но однажды под вечер, когда она принесла похоронку солдатке, на руках которой было трое маленьких детей, и увидела, что творится с этой несчастной вдовой, Рейзл окончательно решила, что на этом ставит точку. Больше она не почтальон. Пусть ее режут на куски — она не возьмет в руки сумку.

В тот же вечер Рейзл побежала к Пинхасу Сантосу и стала жаловаться на свою горькую бабью долю.