Старый Свет. Книга 3. Атташе

Поэтому Стааль и другие лидеры гемайнов обратились к нам – военным советникам и добровольцам из иностранного легиона. Впервые за десятки лет кафры изъявили желание принять участие в защите родины. Очень уж большое впечатление на мирных пейзан произвели рассказы риольцев, которые прибыли в Наталь на пароходах и были расселены по краалям всей страны. Теперь мне казалось, что хитрец-архиепископ поступил так не случайно. Слёзы маленьких девочек и глухие проклятья мужчин, понюхавших пороху при защите родных домов, ныне сожжённых, действовали на и без того патриотически настроенное население куда эффективнее, чем сотни пропагандистских речей и броских газетных заголовков.

Так или иначе, общины кафров постановили выделить от каждых пяти семей по одному неженатому парню на подмогу хозяевам, чтобы оборонять рубежи Наталя от безбожных федералистов и чудовищных каннибалов. Они думали, что будут строить укрепления и подносить патроны. А гемайны, тоже впервые в истории, дали кафрам в руки винтовки.

– Как они будут стрелять в людей? – спросил я минеера Бооту, который координировал наше взаимодействие с кафрами. – Им же жалко!

– Они послушные. Из них не получатся воины, да. Но я уверен, вы сможете воспитать из них солдат.

Воин и солдат – это не одно и то же? Интересная и спорная мысль! Но пока что всё говорило в её пользу.

Коричневые босые ступни месили пыль, винтовки в крепких молодых руках кафров вздымались вверх, прикладывались к плечу и – щёлк-щёлк – клацали затворы.

– А-а-а-агонь!!! – кричал по-имперски вахмистр Перец, и сотни пальцев вхолостую тянули за спусковые крючки.

Патроны им раздали только дней через десять.

Если Боота был прав, муштра и привычка повиноваться команде на самом деле должны были стать для покладистых кафров подходящим способом превратиться в силу, могущую противостоять диким ордам каннибалов.

* * *

Дыбенко, Перец, Фишер и ещё дюжина легионеров скорым маршем вели нашу полутысячу кафрских добровольцев к ущелью Ланге гуут, Длинная кишка. Я формально никакой должности не занимал, поскольку к иностранному легиону приписан не был, но курировал весь процесс формирования добровольческих кафрских соединений и должен был предоставить подробнейший отчёт об их эффективности. Точнее, два отчёта. Даже три – в «Подорожник», лично Стаалю и незабвенному Артуру Николаевичу, конечно.

Десятью верстами восточнее такой же отряд низкорослых коричневокожих стрелков выводили на позиции Стеценко, Панкратов и Лемешев. Западнее верховодили Вишневецкий и Демьяница вместе с каким-то лихим парнем из бывших лоялистов, Хлыновым.

Три недели, ровно столько продлилась подготовка кафров. Ровно столько же я в своё время успел поучиться в юнкерской школе – когда это было?.. И потому совершенно точно мог сказать – этого едва-едва хватало, чтобы стать мало-мальски годным солдатом. И совершенно недостаточно, чтобы превратиться в настоящего офицера. Я, например, так никогда им и не стал, оставшись тем, кем и являлся – рефлексирующим интеллигентом. Не было во мне той пресловутой военной «белой» косточки, такой, как например, в Вишневецком.

Дорог тут уже не было, только направления. Впереди двигались абиссинцы во главе с Тесфайе – наша разведка. Они сигналили зеркальцами с холмов, обозначая, что путь свободен. За ними поросшую чапарралем равнину топтали босые ноги кафров и сапоги их командиров-наставников – легионеров. А замыкали движение мощные гемайнские фургоны, с толстыми бортами, горчичного цвета тентами и высокими колёсами, обитыми кованым железом. Патроны, много патронов, и драгоценный пулемет, эта священная корова Перца и Фишера – вот что тащили работяги-мулы.

Мы все вкалывали как мулы, и я вспомнил своего товарища по несчастью, покойного Вольского, земля ему пухом. Двуногие мулы – так он и говорил. По спине мне лупил точно такой же, как и у всех кафров, вещмешок, битком набитый припасами, на плечо давила винтовка, по бедру шлёпала малая пехотная лопатка, чтоб её, а из-под фуражки текли соленые струйки пота, задерживаясь капельками на грязном носу и щеках, орошая страдающую от жажды сухую почву вельда.

Кафрам было хоть бы хны. Шли себе и шли, уминали пятками побеги кустарника и редкие травинки. Кажется, они даже не потели.

Как белые сахибы, мы могли бы ехать в фургонах. Но мы не были белыми сахибами-лаймами. А ещё могли бы гарцевать вокруг колонны на горячих жеребцах, но мы не были и бородачами-гемайнами. Мы имперцы и пехота, а потому месим землю вместе с этими молодыми ребятами, которые поглядывают на нас время от времени и одобрительно шушукаются.

– Это вы пехота, а я моряк! – скорбно затягивался папиросой Дыбенко. – Видал я ваши сапоги…

– А в тундре на лыжах рассекал и не жаловался, – утёр я пот со лба.

– Так там снег! Снег – та же вода, смекаешь? Вода моя стихия! – Его чуб спадал на лицо слипшимися прядями, но глаза глядели всё так же задорно.

– А вы по этой самой воде ходите, да-да-да…

Так мы балагурили, коротая вёрсты.

* * *