Старый вор, новый мир

– Может, действительно форс-мажор? – без особой уверенности предположил Саша.

– Какие указания?

Заика задумался. Конечно, ему льстило, что в отсутствие Дюка его воспринимают как главного в охранной фирме. Но с другой стороны – офоршмачится он с результатами, его потом Зеленцов на части порвет…

– Слушай, а Монах сейчас где? – спохватился дюковский порученец.

– Не знаю. Ты не говорил, чтобы мы его отслеживали. Его ведь Вадиму поручили. А у нас сейчас другие дела.

– А дома у этого татуированного что?

– Старуха божий одуванчик. Ну… и все. Но это неделю назад было. Что сейчас – даже не знаю. Хату его через «прослушку» Вадька контролирует, к нему все вопросы.

– Тогда делаем так. Отправь на всякий случай тачку с бойцами в Сокольники. Оставьте в засаде на несколько дней. Мы так двух зайцев убьем: и Фомина отследим, и выясним, на каком сейчас свете Вадим, – решил Заика. – Действуйте по обстоятельствам. Только смотри мне… без самодеятельности. Дальше: свяжись с мусорами, чтобы Вадькину «Тойоту» отслеживали. Тут же по всему городу видеокамер понатыкано, информация по-любому на главный пульт ГУВД стекается. Ну, пообещай им штуку… нет, две штуки премиальных, если найдут. Докладывай мне каждый час по всем новостям. Если что-то совсем срочное – звони в любое время. Договорились?

* * *

– …короче, Валера, можешь мне верить, можешь не верить. Я сказал, ты слышал, – закончил повествование Стародубцев.

Фомин сидел, буквально оглушенный свалившейся информацией. Услышанное явно не вписывалось ни в уголовные «понятия», ни в его былые представления о Леше. Со слов этого чернявого пацана выходило, что Дюк через Заику заказал ему вальнуть пахана прямо в сокольнической квартире, на всякий случай имитировав при этом банальное ограбление. Если бы дома оказалась старенькая мать пахана, следовало завалить и ее, чтобы не оставлять лишних свидетелей. Жизнь старого друга и его матери Леша оценил всего в сто тысяч долларов – стоимость двухкомнатной квартиры где-нибудь в Люберцах…

А уж о событиях у Ваганьковского кладбища этому парню было известно практически все. Он мог безошибочно сказать, когда, где и во сколько Монах встретился в этот день с Буром и покойным Музыкантом, где и когда они завтракали, обедали, и даже о чем говорили в «Хаммере», и даже где именно Музыкант прятался на Ваганькове.

– Тебя заказал Леша Дюк, – упрямо повторил Вадим.

Размяв папиросу сухими татуированными пальцами, старый урка уставился в зарешеченное окно. Свались на пахана бетонная балка – он бы чувствовал себя куда лучше. И слова комитетчика, и собственные подозрения подтверждались с пугающей очевидностью…

Тягуче сочилось время, и если бы не изменяемая картинка на полиэкране, можно было бы подумать, что оно остановилось навсегда.

– А почему я должен тебе верить? – задумчиво проскрипел Монах.

– Потому, что я пришел к тебе по доброй воле. Я ведь мог этого и не делать. Я еще с центра за вами ехал, думал, когда остановитесь, выйти и переговорить. Вы зачем-то в переулок заехали, думал вас обогнать… а вы на светофор рванули.

И тут напомнил о себе Бур, во время рассказа Стародубцева не проронивший ни слова:

– А если тебя менты к нам прислали? Ты уж извини, но после всего случившегося мы с паханом имеем право на этот вопрос. Чем ответишь?

– Вот этим, – Вадим раскрыл портфель, поставил на стол ноутбук и щелкнул кнопкой.

Заговорщицки провернулся винчестер, замигали индикаторы, на мониторе проявилась заставка. Вадим деловито защелкал клавиатурой.

– У меня тут все. Вот ваши разговоры в машине, писал через ваши мобильники. Вот вы в Сокольниках, на квартире, писалось через направленный микрофон, – прокомментировал он. – Вот это – уже мой базар с Дюком насчет «беретты». Вот это разговор с сявками, которые пистолет выкрали. А вот это – с Заикой, вчера. Там, Валера, и про тебя, и про твою маму тоже. Предпоследняя запись, послушаешь. Короче, давайте я вам сейчас всю эту музыку поставлю, а сам на крыльце постою. Убегать я не собираюсь, иначе бы по доброй воле не пришел. А вы потом сами скажете – мусорской я или нет.

Вадим простоял на крыльце минут сорок. Из-за неплотно приоткрытой двери он слышал записи переговоров Монаха, Бура и Музыканта, осточертевшие за столько лет голоса Дюка и Заики. Комментировать записи не хотелось – Фомин с Малаховским сами могли сделать нужные выводы.

Когда же он вернулся в офис и взглянул на Монаха, то поразился, насколько же изменилось его лицо. Тяжелые морщины налились сизой и страшной боевой сталью, взгляд глаз гнул в дугу. В какой-то момент Стародубцеву показалось, что этот взгляд может прожечь его насквозь.

– Ну, Леша, ну и дешевка! – вымолвил Фомин, тяжело дыша. – Ну и сука! А я-то, старый дурак такой, думал, что он ко мне с дорогой душой… В гостях принимал, помощь предлагал…