Стасик

– Я из «пээма» ещё стрелял, когда штаб в весеннюю проверку на полигон вывозили, – зачем-то вспомнил Стасик. – Секретчик дал свой, когда они уже там стол накрыли для комиссии.

– Попал в мишень-то? – заинтересовался Пистон.

– Да прям, три выстрела сделал – все мимо. Прапор отобрал, говорит «учись, как надо» и сам оставшуюся обойму в «молоко» пустил. Ну, они уже там все датые были, конечно.

– «Разложение сплошное, а не армия», как любит выступать замполит, – ухмыльнулся Лёха Фролов. – Да и хрен с ней. Пистон, наливай.

Выпили за Хасавюрт, который случился аккурат летом 1996-го и избавил их тогдашний осенний призыв от чеченской войны. Два уже года живут там чеченцы как хотят, ну и пусть себе живут, не жалко. Была б воля Фрола, Пистона и Студента, они бы их отпустили на все четыре стороны, только колючкой бы границу с Чечнёй обнесли. Лучше под током. Не желают жить в России – пусть валят на вольные хлеба. «Лишь бы не было войны», – как говорила бабушка Стаса, да и бабушки всех солдат и сержантов батальона, судя по всему.

– Духи, ко мне! – вдруг отвлёкся от разговора за политику Фрол.

Дневальные явились пред светлые, но уже не слишком трезвые очи дедов почти мгновенно.

– Смотри сюда, – приказал начинающим защитникам Родины младший сержант.

Достал монету, положил на край столешницы толщиной в три сантиметра. Завёл снизу кисть руки и щелчком подушечки среднего пальца по внутренней поверхности стола подбросил сторублёвик, поймал его в воздухе другой рукой. Известный фокус Фрола, пальцы которого умели ломать пополам ключ от замка каптёрки и делать прочие нехорошие вещи.

– Да ладно тебе, – попытался пресечь экзекуцию Стасик. – Хорошо же сидим.

– Хорошо, – согласился Фрол. – Но всякий косяк должен иметь свои последствия. Картошка сырая была? Сырая. Я забыл? Нет, не забыл. Подходи по одному.

Духи подошли, наклонили стриженные почти наголо головы. Фрол отщёлкнул каждому по фирменной «пиявке», шишки на лбах молодых сразу начали расти быстрее китайского бамбука.

– Чай неси, – отпустил дневальных Пистон. – Пять минут, время пошло.

Молодые повернулись исполнять приказ, и в этот момент загромыхала громким стуком входная дверью.

– Залёт, – констатировал Лёха. – Чего ему не спится?

– Медленно, чмыри, мед-лен-но, – дал указание духам тянуть время ефрейтор Пистунов. – Нас тут нет. Давай сюда, Студент.

Отобрал бутылку у Стаса, собиравшегося спрятать её за шкаф, разлил по стаканам остатки самогона. Выпили залпом: действительно, не пропадать же добру. Пока молодые, не торопясь, как приказано, шли открывать дверь, убрали стаканы в мойку, сели бесшумно закусывать запах картошкой. Не тариться же по углам, несолидно. Авось, пронесёт.

* * *

Из столовой донёсся глухой рык капитана Малинкина: «Спите тут, говноеды?» Вероятно, говноеды ответили на риторический вопрос уставным «никак нет!», но до кухни доносился только голос дежурного по части, который не то чтобы его намеренно повышал – просто была у него такая природная тональность, закреплённая годами учёбы в Ярославском военном финансовом училище. И вообще, начфин батальона (или попросту Финик) давал сто очков форы любому ротному в знании и почитании Устава гарнизонной и караульной службы, честь отдавал с особым лихим шиком, с видимым удовольствием печатал парадный шаг при вызове из строя на плацу и имел фуражку особого фасона, специально пошитую в столичном Военторге. С таким набором офицерских качеств трудно быть любимцем воинского коллектива – хоть в десантуре, хоть на флоте, хоть в пехотном ОБМО. Финик им и не был, мягко говоря. Нужно отдать должное капитану Малинкину – он отвечал воинскому коллективу взаимностью. Так или иначе, но худшего варианта для залёта трудно было найти во всей дивизии.

Шаги дежурного по части приближались к месту дислокации потенциальных залётчиков неотвратимой тяжёлой поступью Командора. И когда они уже замерли перед дверью на кухню, в столовой раздался металлический грохот, усиленный ночной пустотой большого гулкого помещения. Раздался рокот гнева небесного: «Вы там, блядь, охуели, что ли!» И поступь сменила поступательный вектор движения строго на противоположный. Какое-то время из столовой доносились увещевательные слова «гондон рукожопый», «перхоть мандячья», «чмо тупорылое», затем входная дверь хлопнула, и за стенкой на кухне вежливо зашебуршали тихими голосами вернувшиеся дневальные.

– Оба ко мне! – повысил голос младший сержант Фролов.

Духи материализовались в подсобке. У обоих лиловели шишки на лбах от фроловского перста возмездия, но других заметных изменений портреты дневальных после свидания с Фиником не претерпели.

– Доклад по форме, – отдал приказ старший по званию среди присутствующих и ткнул пальцем в Лысого. – Ты.

– Ну, мы, когда дверь открывать шли, договорились, что если дежурный на кухню пойдёт, то я с ним, а Серёга питьевой бак опрокинет, – заторопился объяснять молодой. – Так и сделали.

– Товарищ младший сержант, – напомнил Пистон.

– Так и сделали, товарищ младший сержант, – поправился Лысый.

– Кто эту хрень придумал? – спросил Стас.