Стать бессмертным

— Лично я ничего никому не продавал.

— Ай, бросьте. Все так говорят. На самом деле, факт продажи ваших душ доказательств не требует.

— У вас что, чек есть?

Беляев смеётся противным смехом, который совсем не вяжется с его габаритами.

— Нет, чека у меня нет, — говорит он, отсмеявшись. — Но всем известно, что вы мечтаете разбогатеть вдруг, одномоментно, здесь и сейчас. Раз и готово. Поэтому и использовать приходиться короткую, как мини-юбка формулу успеха…

— Круглое — лизать, продолговатое — сосать?

Беляев одобрительно хлопает меня по плечу.

— Третье забыли: что плохо лежит — хватать.

— А вы здесь, значит, используете другую формулу.

— Мы — другую. Мы исповедуем долгий и безнадёжный путь, что с вашей точки зрения, как это у вас называется, катастрофически негламурно. Но путь этот лечит и совершенствует душу. Лично я занимаюсь практикой только ради удовольствия. Денег это совершенно не приносит.

— Путь Сенишинских самураев?

— Jedem das Seine[8].

— Оптимистично.

Беляев встаёт с табурета и направляется к металлическому умывальнику, над которым вместо зеркала висит табличка с надписью: «Мойте лапы, эскулапы». Открывает воду, и из латунного крана начинает прерывисто сикать тоненькая струйка.

— Кстати, вы женаты? — спрашивает он, намыливая волосатые лапищи.

— Нет, я не женат, — памятуя о прошлой ошибке, говорю я.

— А! Ну, так это же здорово! — Беляев вытирает руки белым вафельным полотенцем и возвращается на свой табурет. — У нас тут девушки просто загляденье.

— Да? Я что-то не заметил.

— А я вам объясняю, почему. Всё дело в том, что стремление к недостижимому стандарту зализанных в фотошопе моделей привело ваших столичных мымр в логически обоснованный эстетический тупик.

Я киваю.

— Лично мне на таких противно смотреть, — продолжает Беляев. — А здесь у нас, напротив, сохранился уникальный женский тип, который для меня всегда являлся эталоном. Как бы это поточнее сформулировать — образ советской городской красоты. Попрошу не путать с красотой российской глубинки — это совсем другое. — Беляев показывает руками, в каких именно местах не нужно путать только что введённые им понятия. — Для вас некрасиво всё, что не попадает в формат журналов для дур. Так? Вы просто разучились замечать настоящую красоту. Не говоря уже о том, какие у вас там царят нравы… эти ваши столичные паршивки… проституция стала практически нормой поведения…

Мне надоедает провинциальный бред, и я его прерываю:

— На самом деле, Беляев, — говорю я, — весь этот глянец не для наших, а скорее, для ваших паршивок… Наши обычно разбираются с этими вопросами сами, а вот вашим, без справочной литературы не обойтись никак. А насчёт нравов, то, поверьте, провинциальные девушки обычно более раскованы. Очень я их за это люблю…

— Да?

— Да-а-а. Это мой конёк. Надо просто попозже зайти в небольшой круглосуточный магазин и вежливо поинтересоваться стоимостью интимных услуг у продавщицы подходящего возраста. А лучше, у какой-нибудь из девушек, которые расставляют продукты на полках, так называемых мерчандайзеров. Здесь самая важная вещь — это уверенность, подходишь и интересуешься. И вот только не надо хлопать глазищами — ежу понятно, что ты даёшь в подсобке хозяину, Рафику, а может ещё и охраннику Мише и шофёру Диме. Так что побольше наглости и всё будет чики-пуки. Цена вопроса — пятьсот рублей максимум. Главное, чтобы было на чём и куда отвести даму. На худой конец, конечно, можно и в авто, но это как-то слишком по-тиновски. Раз в месяц для разрядки конечно можно, но не чаще…

Беляев удивлённо поднимает брови.

— С вашим ростом в машине?

— А я специальную позу придумал, только надо из машины выйти. Девушка высовывает из открытого окна пассажирской двери свою голую задницу, а я захожу снаружи, и…

— Довольно.

Беляев встаёт и идёт к окну.

Со спины он выглядит даже более отталкивающе, чем спереди. Виной всему его круглая, покрытая короткими седыми волосами, голова, которая растёт прямо из широкой спины. По моим наблюдениям, так стригутся отставные военные, физкультурники и люди с резким характером, поэтому я всегда настороженно отношусь к обладателям таких шевелюр.

— Вот, что я вам скажу, Алексей, — говорит он спокойно. — Травма у вас несерьёзная, поэтому больничный я вам не выпишу. Голова болеть не должна, но уж если заболит, выпейте цитрамончику, после еды полколесика. Умывайтесь осторожно, не надо, чтобы вода туда попадала…

Понимая, что теперь я могу идти, я встаю со стула.

— И сколько мне ходить с этой красотой?

— Сколько нужно. — Беляев жестом останавливает меня. — Обычно недели бывает достаточно. Приходите завтра на перевязочку. И ещё, Алексей, это, разумеется, не моё дело, но вам надо быть посдержаннее…

— Что вы имеете в виду?

— Как что, вашу реакцию на раздражение, конечно. Я без усилий вывел вас из равновесия, куда это годится? Так ведь, наверное, было и с дыроколометчицей?

— Просто я не люблю, когда лезут в мои дела.