Теперь Евгений Иванович стал очень щепетильно относиться к своей внешности. Его и раньше нельзя было упрекнуть в неряшливости, неопрятности, дурновкусии и прочих смертельных грехах, но сейчас к этому ещё добавился постоянный контроль за проявлениями на лице и теле старения. Находясь на поверхности, Евгений Иванович завёл себе обычай часто смотреться в зеркало с целью проверки внешнего вида. Для этого он развесил зеркала во всех помещениях, где бывал по работе, а на случай выхода в поле у него было небольшое зеркальце, замаскированное под портсигар. Он тщательно изучал своё лицо по утрам и перед сном, и мельком среди дня не реже одного раза в сорок пять минут. Если вдруг ему начинало казаться что-то неладное, он бросал все дела и спускался под землю, в «Аверн».
В смысле работы, у него тоже всё складывалось более чем хорошо. Он снова почувствовал к ней вкус; ощутил собственную нужность в местном научно-техническом муравейнике, и, главное, способность решить задачи, которые поставил перед ним его странноватый шеф, фронтовой друг и очень хороший человек — Илья Михайлович Щетинкин.
Так в очередной раз началась для Евгения Ивановича его новая жизнь на новом посту.
21. Алексей Цейслер. Дон Хуан де…
А она и в правду оказалась какая-то переспелая, эта племянница комендантши. Какая-то передержанная. Хотя ей где-то девятнадцать — двадцать, девичьей лёгкости уже и след простыл — могучие ляжки, необъятная задница и тяжёлые, каждая размером с дыню сорта «колхозница» груди — и всё какое-то рыхлое, местами прыщавое лежит теперь в моей кровати и сопит в подушку, как ребёнок.
Вчера вечером, когда я вернулся в общагу, всё вышло как-то само собой, без затей и нудных прелюдий. Но главное, мне сейчас абсолютно по барабану, чем это всё закончится. Скоро она проснётся, и я спокойно её выпровожу. И плевать я хотел на местные обычаи, если они есть.
Она неожиданно просыпается. Смотрит на меня удивлённо и немного испуганно, видимо вспоминает, где находится. Я сижу на стуле спинкой вперёд в классической белой майке с бретельками и синих трусах-боксёрах. А моя новая знакомица лежит, как лежала, даже не думая прикрыться или перевернуться на живот. Улыбается — значит, вспомнила.
Я думал, она полезет ко мне обниматься или потащит обратно в постель, но она встаёт, идёт к маленькому зеркалу и пытается поправить то, что осталось от причёски. Я молча за ней наблюдаю. Потом она одевается, ни капли меня не стесняясь. Трусы, лифчик, колготки, юбка, майка и кофта с горлом. Я смотрю.
— Можно, я к вам ещё как-нибудь зайду? — говорит она на прощание.
Даже не знаю, что ответить.
— Можно? — повторяет она тише.
— Заходи, — говорю я, — заходи.
Она одёргивает юбку, улыбается и уходит.
Вот так, всё оказалось совсем просто.
И вдруг я замечаю, что после того, как она аккуратненько и бесшумно закрыла за собой дверь, комната моя необъяснимым образом преобразилась. Другой стала комната. Может, женское тело расколдовало мою кровать от заклятья, грозящего в перспективе превратить её солдатскую койку? А, может, её, комендантской племянницы, запах придал ей, комнате, лёгкий налёт некоторого romantique? И я уже герой — любовник. И я уже — Дон Хуан. И стул, на котором висела её одежда, тоже теперь другой…
Помню, как меня кольнуло, когда пару дней назад на красном, как бутафорская кровь капоте четыреста седьмого «москвича» я увидел написанное по грязи пальчиком: «Ипатьев, я от вас без ума». «Вот ведь, и от Ипатьева кто-то без ума», — подумал я тогда. От этого слизняка с кафедры философии, по кличке «Вяленый». Но это тогда, теперь всё иначе. Теперь я — мачо…
Противно звонит мобильный телефон, про который я уже почти забыл. Он отыскивается на столе, под кучей книг, сданных типовых проектов и мужских журналов, которыми меня снабжает Мясоедов.
Далее происходит вот такой диалог:
— Алло.
— Здравствуйте. Алексей Германович?
— Да. С кем имею честь?
— Это Лена, Лена Мао, ваша студентка.
— Я слушаю…
— Я хотела спросить… вы решили?
— Решил, что?
— Ну, помните, когда я на лекцию одна пришла, вы сказали, что ещё не решили… Помните?
— Помню…
— И?
— Думаю, второе, э-э-э, более правдоподобно, нежели первое…
В трубке слышится смешок.
— Так я и думала. Будет ли продолжение, позвольте спросить?
— Будет, э-э-э, если вы, э-э-э, не будете против.
— Алексей Германович, я же вам первая позвонила.
— Да-да… так, как же это… прогулка в лес… ужин в ресторане… просмотр…
— Прогулка, прогулка.
— А когда?
— Да, можно прямо сейчас. Делать мне всё равно нечего — зачёт по Сопромату уже в кармане.
— А где?
— У церкви, знаете, где это?
— Знаю…
К концу разговора я немного очухиваюсь.
— Кстати, а откуда у вас мой телефон?
— В деканате сказали.