По дороге к патио я прохожу мимо маленького клочка свежевспаханной земли, похожей на чей-то крошечный огород с ровными рядами, готовыми под посевы.
А затем я вижу свой собственный райский уголок — веревочный гамак, вывешенный между двумя деревьями. Это просто идеальное место для чтения. Я уже воображаю, как провожу здесь весь день, как легкий ветерок проносится сквозь мои волосы, пока я, свернувшись, лежу в гамаке.
Я возвращаюсь обратно в главное здание и вхожу через распахнутые двойные двери на веранде, а затем поднимаюсь в свою комнату. Когда я подхожу к тумбочке, чтобы взять «Анну Каренину» в твердой обложке, я останавливаюсь, замечая что-то, лежащее на кровати.
Как только я подхожу достаточно близко к ней, чтобы рассмотреть, что это, я улыбаюсь и беру предмет в руки. Это «Тарзан», книга в мягкой обложке. Когда я открываю книгу, то вижу имя «Дэниел Дельгадо», нацарапанное ручкой на обложке.
Я забираю обе книги и иду к гамаку. Похоже, я нашла, что буду читать дальше.
Глава 6
Дэниел
Броди Тиллман, прямо скажем, в ужасе от нашего нового пациента. Я понял это с того момента, когда он попросил двух санитаров привязать Чеда Ларимора к кровати, ещё до того, как мы вошли в палату.
Я же сказал санитарам не делать этого и подождать снаружи. Тогда Броди изогнул брови, промямлив: «Это твои похороны», а затем вошёл внутрь и остановился на целых четыре шага позади меня.
— Доброе утро, Чед, — говорю я нейтральным тоном.
Его низкий смех и дикий взгляд должны меня напугать, но, несмотря на это, я подхожу к его кровати.
— Эти сестрички послали тебя сюда, потому что боятся, что я наврежу им, — говорит он, и в его голосе звучит удовлетворение.
— Я уже предупреждал тебя однажды, тем не менее, мне сказали, что ты угрожал связать медсестру, которая приходила проверить тебя этим утром.
— Это так хорошо, когда они сопротивляются мне, — он обхватывает ладонью свой член под одеялом и начинает водить по нему рукой.
— С этого момента доктор Тиллман и я будем следить за твоими медицинскими нуждами, — говорю я и делаю шаг в сторону, чтобы Чед мог увидеть Тиллмана.
— Ну, разве ты не милашка? — глумится он над Тиллманом. — Подойди сказать привет, я не кусаюсь, сильно.
Тиллман выглядит так, будто его ноги приросли к полу. Чед снова смеется, продолжая мастурбировать под одеялом.
— Теперь только мужчины — санитары — будут помогать тебе, — продолжаю я. — Ты не можешь угрожать нашему персоналу, Чед.
— Тебе введут седативное и привяжут к кровати в следующий раз, если подобное случится снова, — план Тиллмана звучать жестко проваливается.
— Привяжут? Похоже на извращение, — говорит он ликующим тоном.
Как и все палаты на третьем этаже, палата Чеда абсолютно пуста. Персонал Хоторн-Хилл за прошедшие годы усвоил, что психопаты и пациенты с суицидальными наклонностями могут использовать любые предметы, чтобы причинить боль себе или другим. У Чеда есть лишь кровать и пластиковый кувшин с водой на полу. Все окна в Хоторн-Хилл сделаны из экстратолстого, непробиваемого стекла, но на третьем уровне, жалюзи установлены между двумя толстыми стеклами, и они открываются и закрываются снаружи.
Чеда мало что интересовало, и он отклонял любую возможность исправить это, кромсая страницы книги и поедая их пару дней назад.
— Ты не выведешь меня из себя, Чед, — говорю я, удерживая его взгляд. — Я несколько лет служил в армии, а после этого работал в неотложной помощи. Я имел дело с разными людьми.
— И с людьми, которые сдирают кожу с других ради удовольствия, тоже? — он резко прыгает на колени в кровати, его жилистое тело абсолютно обнажено, поскольку он отказывается надевать больничную одежду.
— Возможно, — отвечаю я и пожимаю плечами. — Я дислоцировался в Афганистане некоторое время, и там тоже были больные ублюдки.
Чед встает с кровати и делает шаг к Тиллману. Тиллман переводит свой взгляд на меня, а затем обратно на Чеда.
— Думаешь, мне нравится трахать только несогласных женщин? — смеется он, его смех очень похож на маниакальный.
Тиллман вытягивает перед собой руки.
— Возвращай свою задницу обратно в кровать, Чед, — приказываю я.
— Ещё рано, — он придвигается ближе к Тиллману, который смотрит на него одновременно с отвращением и испугом.
Тиллману необходимо быть жестким по отношению к этому пациенту, но он, очевидно, не собирается этого делать. Я приближаюсь к ним, и Чед перестает двигаться.
— Ты бы тоже боялся меня, если бы не был таким большим, — говорит он мне. — Думаешь, твой размер удержит тебя в безопасности от меня, но ты ошибаешься.
— Тогда покажи, на что ты способен, — подначиваю я его.
Чед пристально смотрит на меня в течение нескольких секунд, прежде чем произносит:
— Не сейчас.
— Никогда. Ты научишься тому, что жизнь здесь лучше, если ты сотрудничаешь с нами.
В ответ Чед хватает свой член и снова начинает мастурбировать. Каким образом парень может быть твердым сейчас, пока спорит со мной, я не представляю. У него, на самом деле, серьёзные психические проблемы. Его дело одно из самых тревожных, которые я когда-либо читал.