– Кенни, я не хочу никого
Да, именно так они и сказали – в передаче «Слово», в прямом эфире. Потом был скандал.
Спиды бьют по мозгам так стремительно, что я произношу эту яростную тираду в одно длинное слово, на одном дыхании. Я поднимаю глаза – Кенни смотрит на меня.
– Да пошли они в жопу, – говорит он, небрежно взмахнув рукой. – Они уже взрослые мальчики. Это игра. Мы все играем. Они делают музыку, мы о них пишем. Они делают музыку, как хочется им, – мы пишем обзоры, как хочется
Я размышляю над его словами. Я уже не рыдаю.
– Это игра, – повторяю я вслух, хватаю бумажную салфетку и шумно сморкаюсь.
– О боже… Что ты делаешь, Уайльд?! – Кенни в ужасе таращится на салфетку у меня в руке. – Ты же высморкала весь кайф!
Я заглядываю в салфетку, куда выдула вместе с соплями весь порошок, не успевший всосаться в кровь. Я смотрю на Кенни. Кажется, я совершила большую оплошность. В приличном обществе так не принято. Кенни смотрит на меня.
– И что теперь? Его надо съесть? – Я не знаю, что делают в таких ситуациях.
– Не сейчас, – говорит Кенни, быстро занюхивает дорожку, которую приготовил себе, сминает пустую обертку и смывает ее в унитаз. – Спрячь в карман, прибереги на потом. Кто знает, куда приведет нас судьба нынче вечером.
В кратковременной перспективе судьба еще трижды приводит нас в этот сортир, где Кенни опять угощает меня порошочком. Ощущения странные, надо сказать. Все совершенно не так, как я себе представляла. Всем известно, что спиды у Кенни на редкость паршивые. «Крысиный яд с аспирином», как однажды сказал кто-то из «D&ME». «Их не рискнул бы принять даже Шейн Макгоуэн из «Pogues». Но на меня эта штука почти не действует. Разве что пробивает на безудержную болтовню, и не всегда получается контролировать громкость.
Но – как курение и совместное пьянство – сам процесс, безусловно, сближает людей. Укрепляет дух коллективизма. Наверное, если бы мы до сих пор жили в аграрном обществе, точно такое же ощущение общности всех со всеми возникало бы на сборе урожая, или когда вся деревня дружно берется построить кому-то дощатый дом и завершает строительство за день, как в
И как многие предыдущие вечера, этот вечер завершается бурным сексом в квартире у Тони Рича. Мы заходим к нему, вжимаясь друг в друга, распаленные до того состояния, когда вы просто не можете расцепиться и целуетесь как сумасшедшие, и каждый ваш поцелуй – предвкушение и обещание. Если я сделаю…
Когда мы падаем на кровать, не успев даже толком раздеться, я уже так распалилась, что чувствую себя волком-оборотнем, пьяным от поцелуев. Чувствую себя счастливым бездумным животным. Секс – это лучшее лекарство от всех невзгод. В постели с мужчиной раскрываются все мои лучшие качества. В постели с мужчиной я все сделаю правильно и никого не обижу. Здесь я сила добра – помогаю кончать любому, кому нужно кончить. Это и есть доброта, гуманизм в чистом виде. Это очень возвышенно и благородно, в каком-то смысле.
Мои размышления о возвышенном благородстве прерваны репликой Тони.
– Значит, монахиня, минет и губная помада, – говорит он со смехом. Мы как раз на секундочку оторвались друг от друга, чтобы чуть-чуть отдышаться. Он лежит на спине, я восседаю на нем верхом. – Я смотрю, ты зря времени не теряешь.
– Да, – отвечаю я с гордостью. – Секс-приключения – наше все!
Я расстегиваю его рубашку и снова трусь об него. Знойно и недвусмысленно. Разговоры отставить! Мы – животные! Бессловесные твари!
– Так ты
– Да! – Я целую его грудь, распахнув уже полностью расстегнутую рубашку. – Я как Христофор Колумб – плыву вокруг света и всегда ищу новый Ньюфаундленд у кого-то в штанах. Ой, смотри! Я нашла Нью-Йорк!
Я уже расстегнула его ширинку.
– Ты такая