Стать писателем пьес. Мастер-класс

Или, к примеру, еще: «Солнце осеннее неторопливо склоняется к закату. И в природе светло, тепло и приятно. Приятна Женщина на зеленой скамейке. Она хороша собой, и она читает книгу. Мужчина – а Мужчине присущ поиск – довольно энергично движется по улицам, переулкам, не пропускает музеи, эстрады, концертные залы, а также драматические театры. Наконец, он присаживается на самом краю скамейки – чуть не сказал: пропасти! – говорит: «Простите…». Женщина не раздраженно созерцает неожиданного соседа…»

Злотников пишет «солнце осеннее», а не «осеннее солнце» – и это сознательно сделано. Авторская оговорка – «чуть не сказал: пропасти». Это – не реплика персонажа. Это то, что должно остаться за рамками сценического диалога. Но зачем-то ему это нужно – и мне, лично, понятно, зачем.

Злотников показал пьесу «Сцены у фонтана» Анатолию Эфросу. Но мэтр не врубился. И Петрушевскую, помню, не принял. Студентам раздраженно говорил: «Зачем это нужно – «где мама твоя?» Почему не написать нормально «Где твоя мама?» Анатолий Васильевич считал это проявлением «дворового языка». А я считаю проявлением поэзии.

Традиционно в каждой мастерской предлагаю студентам-режиссерам в качестве задания одноактную пьесу Семена Злотникова «Два пуделя». И студенты решают их в разных жанрах, что возможно делать только с классическими текстами. Значит, драматургия Злотникова дает такую возможность.

Книга-мастер класс «Стать писателем пьес» (название у нее тоже непростое – нетривиально-поэтическое) – я воспринимаю как учебное пособие. Сейчас многие мнят себя драматургами. Все так и норовят рассказать о своей жизни в форме пьесы. Однако на драматургов не учат. Учат на сценаристов, поэтов, прозаиков, но не на «писателей пьес». И в этом смысле книжка очень полезна для тех, кому есть, ЧТО выразить, но кто не знает и не умеет – КАК?

А потому рекомендую книжку Семена Злотникова тем, кто готов говорить о себе, своих страстях и проблемах, о жизни и смерти не только искренне и правдиво (автор книги в своем творчестве поступает именно так), но и профессионально. Злотников – живой классик. Для меня большое счастье регулярно приглашать его к своим студентам мастерской ГИТИСа для проведения спецкурса «Работа режиссера с драматургом».

Иосиф Райхельгауз,

народный артист РФ,

художественный руководитель

театра «Школа современной пьесы».

Вместо предисловия

Жизнь – то, что помнишь и знаешь. Значит, и книга о ремесле будет про то, что я помню, знаю, о чем догадываюсь и во что верю.

По ходу придется коснуться вещей, не имеющих как бы прямого касательства к ремеслу (конкретно, писанию пьес!) – без которых, однако, само ремесло (конкретно, писание пьес!) навряд ли сгодится.

Наконец, предваряя вопрос: что за прихоть назвать мастер-класс «Стать писателем пьес» (а не – «Стать драматургом»!) замечу: никакого особого смысла в решении этом – не существует. Скорее – бессмыслица, прихоть. Точнее, смутили два слова, похоже звучащих: драматург, демиург… Ну, какой из меня демиург?..

Часть первая

1. К вопросу о происхождении писателя пьес…

Что откуда берется (охота, к примеру, творить!) – можно долго гадать! Но – хотя бы намек…

…Время действия – сразу после Второй Мировой (как давно и недавно!). Место действия – самаркандский двор. По периметру, в качестве декораций – лачуги для семей беженцев. В центре – один на всех водопровод с рукояткой. У которого днями, как приговоренные, дежурили жильцы с пустыми ведрами в ожидании подачи воды.

Я еще не ходил. Получается, ползал. И стало быть, помню себя лет с полутора.

Исходным событием драмы явился дитячий понос. Голенький и обделанный до ушей (после большего счастья со мною уже не случалось!), я блаженствовал на солнышке посреди двора, покуда мама меня не хватилась. Дальше, как будто она засмеялась при виде меня, и как будто соседка ее укорила, как будто она позволяет «мне срать, где попало» (цитирую точно и смачно со слов старшей сестры!).

Мой первый спектакль, по всему, начинался почти идеально – с конфликта!

Мама тоже, короче, за словом в карман не полезла. Скоро, как водится, «дружеская» беседа переросла в драку. На вопли и всхлипы соседки сбежались жильцы. Стали разнимать. Судить. Рядить. Ругаться и ссориться.

Обо мне все забыли, а я, годовалый, смотрел на людей и все абсолютно про них понимал. Про то, кто что думает про другого, как смотрит, что скажет и где промолчит, и кто кого любит, а кто кому лжет…

По всему, день, когда я «обделался», можно признать днем посвящения в писатели пьес…

И никому-то писатель пьес рождением не обязан. А если обязан – то только себе. Он сам себе папа и мама, повивальная бабка, нянька, первая учительница, школа и университет, и сам, в идеале, создает правила и сам же им следует.

Говорю вопреки бытующему мнению, будто писатель пьес родится в театре, и только благодаря ему. Боюсь, придется тогда согласиться, что автомобиль придумал автомобилиста, корабль мореплавателя, а человек – Того, Кто придумал его.