Стать сильнейшим (СИ)

– Ну что, насмотрелись на зрелища?– криво ухмыльнулся Кеншин, поворачивая лицо к трибуне поддержки.– Именно так выглядит смерть.

Затем парень повернулся к трибуне, занятой кланом Игараши.

– У меня нет больше претензий к вашему клану. Ублюдок, совершивший гнусное преступление, мертв. Если вы жаждете кровной мести– прямо здесь и сейчас или в любое другое время я к вашим услугам! Если вы пришлете мне вызов– я отвечу. Если ударите в спину, как трусы– я вырежу вас всех.

Не говоря ни слова больше, парень двинулся прочь с арены, а на душе остался неприятный осадок. С одной стороны он разобрался с проблемой, показал, что будет с теми, кто посмеет посягнуть на Юки. А с другой стороны– рыдающая женщина над тем, что недавно было ее сыном. Парень признал, что ему ее жаль, и остановился.

– Извиняться не буду, ваш сын едва не изнасиловал мою сестру и получил по заслугам. Мне жаль.

И двинулся прочь, и никто не посмел последовать за ним, даже Юки сделала шаг и замерла на месте, почувствовав на плече руку Зараки.

– Пусть побудет один,– тихо сказал ей Кенпачи.– Ему нужно как следует подумать.

*Тонде Карасу (яп. Полет Ворона)– техника иайдзюцу, заключающаяся в мгновенной встречной контратаке с применением сюмпо. При должной концентрации реацу в клинке удар рассекает противника вместе с его занпакто пополам.

====== Глава 13 ======

Глава рода Игараши стоял, как громом пораженный. Он не мог понять одного: как? Как можно отразить удар, который считается неотразимым уже более двухсот лет, и считается таковым не просто так? Десять дней он обучал сына секретным техникам клана, обычно передающиеся от одного главы к другому. Может, его сын избалован, но он неглуп и сумел освоить эти техники на высоком уровне, и что же?

Удивление, невольный страх, осознание потери сына и наследника навалились на мужчину словно мокрое, тяжелое одеяло, порождая отчаяние и ярость. Хотелось наброситься на Кеншина, разорвать его на части, отправить вдогонку своему сыну…

Не вышло. Короткая, спокойная, твердая речь оскорбила весь клан до глубины души, ведь в ней не было ни намека на угрозу. Все верно, о силе клана судят не только по главе, но и по наследнику, и сейчас этот сопляк вправе такое говорить. Оскорбительное спокойствие на лице Карасу, оскорбительные слова, оскорбительный тон, но самым невыносимым оскорблением было то снисхождение к его жене, потерявшей любимого и единственного сына. Ни слова утешения, только сожаление, и то мимолетное.

Понемногу противоположная трибуна с теми, кто пришел поддержать Ворона, стала расходиться. Слабонервных студентов унесли или увели, кому как повезло, в здравпункт, остальные ушли своим ходом, и все они, кроме разве что сестры и синигами, заглянувших на дуэль, были подавлены. Еще бы, они по сути дети. Да, многие из них видели смерть, но вряд ли кто-то когда-нибудь видел то, что увидел сейчас. Как распадается на две половины тело, как во все стороны брызжет алая кровь, как вываливаются распоротые кишки со всем их содержимым, как вздрагивают в конвульсиях конечности…

Кулаки аристократа с хрустом сжались. Игнорируя предостерегающие возгласы, мужчина вскочил и решительно двинулся на поиски.

Своего оппонента аристократ обнаружил сидящим на обрыве под сакурой. Левая нога Кеншина свесилась в пропасть, правая, согнутая в колене, служила опорой для правой руки, согнутые пальцы которой подпирали лоб. Первым порывом было столкнуть парня в пропасть, но этот порыв быстро погас.

– Рожай давай,– услышал он усталый голос Кеншина.– Не знаешь, что сказать– проваливай, не стой над душой.

– Ты убил моего сына.

– И что? Я прикончил ублюдка, посмевшего посягнуть на мою сестру,– равнодушно отозвался Кеншин.– Знаешь, сколько я таких перебил? И столько же еще перебью, хотя Пустой его знает…

– Что? Да как ты смеешь так говорить о моем сыне?– аристократ схватился за катану, висящую на поясе по случаю дуэли сына.

– Убери ножик, дядя, не ровен час порежешься,– теперь вместо усталости в голосе Кеншина– откровенная насмешка.– Технически он может и не ублюдок, а на будущее тебе это будет уроком. Воспитаешь сына достойным человеком, а не охреневшим от вседозволенности сопливым недоноском.

В ответ аристократ выхватил катану и направил ее в спину Кеншина.

– Что ж, видимо, по-хорошему до тебя не доходит,– голос Кеншина стал тише и глуше, не предвещая ничего хорошего.

И тут на плечи аристократа обрушилось чудовищное духовное давление, от которого задрожали колени, а по лицу потек холодный пот.