— Меня зовут Вера, — сказала она, стараясь, чтобы слова звучали как можно дружелюбней.
Кристина даже не обернулась.
Чайник зашумел и с громким щелчком выключился.
Подождав немного, Вера решила снова попробовать пообщаться с неразговорчивой хозяйкой.
— Красиво тут у вас.
Кристина поставила перед ней чашку с чаем, сахарницу, тарелку с бутербродами и села за стол напротив гостьи.
— Спасибо, — Вера попробовала дымящийся напиток и одобряюще кивнула. — Замечательный чай!
Молчание женщины действовало на нее гнетуще. Та сидела совсем рядом, но, казалось, их разделяла бесконечность, холодная и мрачная, длиной в миллионы световых лет.
Вблизи Кристина выглядела моложе, чем показалось на первый взгляд, — лицо ее, обрамленное коротким каре блестящих каштановых волос, было довольно симпатичным, если бы не поджатые и без того узкие губы и жесткое выражение глаз. Заметив, что Вера рассматривает ее, женщина резко встала и отошла к окну.
— Этот мальчик… Он сын Олега Васильевича? — предприняла очередную попытку Вера.
— Послушайте! — взгляд Кристины был полон презрения, тонкие губы сжались еще больше. — Меня не уполномочили вести с вами светские беседы. Понятно?
Вере показалось, что ее поймали за подглядыванием в замочную скважину. «Ну и ладно», — постаралась она утешить себя и, выбрав на тарелке самый симпатичный бутерброд, откусила кусочек. Это незамысловатое действие вызвало у Кристины очередной приступ ярости. Не в состоянии больше сдерживать эмоции, она фыркнула и выскочила из кухни.
Вера не чувствовала за собой никакой вины, тем не менее на душе стало муторно. «Вот уж правда, добрый дом», — подумала она.
Когда на тарелке остался последний бутерброд, пришел Олег. Он был все так же спокоен и уверен к себе, словно не случилось событий, свидетелем которых Вера нечаянно стала.
— А где Кристина? — спросил он, усаживаясь за стол.
Вера пожала плечами и подумала, что Олег, наверное, голоден. В кафе он не притронулся к пирожным, выпил только чашку кофе.
— Вас покормить?
— Вы предлагаете мне поесть в моем собственном доме? — усмехнулся он.
— А что в этом такого? Ваша кормилица убежала — не оставаться же вам голодным.
— Кристина — няня сына. Есть еще кухарка, но она приходит утром, готовит еду и после обеда уезжает домой.
«Ага, а няня кормит ужином сына и папу», — подумала Вера.
— Я редко ужинаю дома, — словно прочитал ее мысли Олег, — но в холодильнике наверняка что-нибудь найдется.
Вера открыла холодильник. От изобилия продуктов на полках глаза просто разбежались. «Кто же все это ест? — подумала она. — Няня, кухарка и маленький мальчик?»
В небольшой кастрюльке обнаружились котлеты, вкусно пахнущие чесноком. Пока они разогревались в микроволновке, Вера порезала помидоры и огурцы, посолила, добавила перца, посыпала мелко измельченным укропом, украсила листиками базилика и полила оливковым маслом. Все эти хлопоты были для нее на удивление приятными — первый раз в жизни она готовила пусть немудреный, но все-таки ужин для пусть совсем незнакомого, но все-таки мужчины.
Ее внимание привлек строгий геометрический узор на белоснежной скатерти. Несмотря на яркое освещение, углы на рисунке казались более темными, создавая иллюзию объемности фигур. Вера провела пальцем по столу — скатерть была абсолютно гладкой. Это несовпадение двух реальностей — видимой и фактической — напомнило ей об Арсении.
В тот год стояла особенно холодная и снежная зима. Вечер был из тех, когда хороший хозяин собаку из дома не выгонит, поэтому звонок в дверь прозвучал неожиданно.
— Твой Сенька, точно, больше некому, — сказала Катя, и Вера побежала открывать.
Это и правда был Арсений. Он прижимал к груди большую папку, в которой последнее время носил рисунки. Папку купила Наталья в «настоящем» магазине для художников, и Сеня очень ею гордился. Подойдя к столу, он торжественно вытащил листы с работами и с довольной улыбкой разложил на белой скатерти.
Глазам сестер предстало что-то новое, абсолютно не похожее на привычные Сенины картинки. Четкие геометрические формы, линии, фигуры людей: бородатый мужик с серпом, бегущий мужчина с крестом в руке, напоминающем эстафетную палочку, еще один бородач — на этот раз с косой и ведерком. Все фигуры изображались в абсолютно новой для Сени манере — они были четкими, краски не смешивались, а люди, несмотря на предельную упрощенность, казались живыми, не плоскими, застывшими, а объемными, полными движения и энергии. Невозможно было поверить, что все это вышло из-под неуверенной детской руки.
— Сенька, что это ты начертил? — спросила Катя.
— Тебе не нравится? — улыбка на лице мальчика сменилась недоумением.
— Ну… — Катя задумалась, подыскивая слова, — бывает и лучше.
— Вера, а тебе? — Арсений смотрел на Веру, ожидая оценки.
Вера молчала. С одной стороны, резкая перемена в манере Сени сбивала с толку, с другой — сами картины притягивали внимание, а с третьей — глядя в простодушное лицо мальчика, абсолютно не умевшего скрывать чувства, она понимала: что-то тут не так.