Может, как раз за счёт такого отключения сдерживающих, «цивилизованных», мозговых Центров, и «гуманных» установок, появившихся позднее, и абсолютного безоглядного кровавого беспамятства-сумасшествия?!..
Но все эти мысли (Вернее — их обрывки!) перебивало что-то другое, более…
Сильное. Жестокое!
Упоение от сознания своей силы! От гибели врагов!.. Силы словно удесятерились — волна адреналина затопила сознание, превращая окружающее в багрово-красную одноцветную фантасмагорию!
Да, льётся кровь! Она рубит, выпуская её из людей!.. Да, она, оказывается, готова выпустить ещё хоть море крови — во благо своего народа, своей Расы!.. Смерть врагам!
Рычали, выли и стонали разрубаемые воины, рычала, задыхаясь, и она сама… Но рубить не на секунду не прекращала! Вершина — уже близко!
Сколько народу ей пришлось положить в их упорном подъёме на холм, она не считала.
Зато мэтр Дониёр, ни один удар которого не проходил мимо цели, считал всё: потом сообщил, что на её «долю» пришлось «девятнадцать убитых, и сорок девять раненных серьёзно — то есть так, что адекватно сражаться уже не могли».
У палатки пришлось рубиться особенно яростно — она ощущала, как непривычные к такому бою руки слабеют, но усилием воли заставляла их двигаться ещё быстрее, вкладывая в удары силу из живота и всего тела — так, как учил мэтр Гриф!
Наконец Милош Обилич добрался, куда ему было нужно: впереди замаячило прикрытое личными телохранителями упитанное тело в дорогих роскошных одеждах, и лоснящееся п
Тут сербу подставили подножку, и уронили на землю, а в руке мэтра Дониёра неизвестно как оказалась сабля славянина, которую он метнул, что-то выкрикнув.
В мешанине охранников словно по волшебству (Впрочем — почему — «словно»?) возник пустой коридор, в котором сверкнула летящая сталь!
Сабля вонзилась прямо в огромное брюхо вельможи, и, похоже, прошла насквозь!
Нагло-презрительное выражение сменилось удивлением, если эту эмоцию назвать столь слабым словом… Окончания дикого крика, в котором слились и султан, и его охрана, она не услышала — они вернулись домой, воспользовавшись тем, что все уставились на эту самую рукоять!..
Недвижное тело Милоша осталось лежать там, под ногами янычар.
Мэтр Дониёр, с которого буквально текла кровь пополам с п
— Ф-фу… Мерзкое дело. Ненавижу. Садись — я осмотрю твои раны.
Только сейчас Сэра заметила, что ранена — левое плечо пересекала огромная и глубокая кровавая щель в добрый палец глубиной, и длиной в ладонь. И остальной торс покрывают неглубокие, но кровоточащие царапины-щели: надо же! Пропускала-таки удары!
Она ойкнула, и…
Почувствовала, как сползает на пол в обмороке — потому что позволила себе, наконец, действительно испугаться…
Очнулась она уже в постели.
Над ней склонилось озабоченное лицо миссис Рениллы, и смущённое — мэтра Дониёра. Миссис Ренилла поспешила «одеть» на лицо улыбку:
— Ну слава Богу! Сэра! Ну пожалуйста! Не ввязывайся ты в авантюры отдела прикладной Хроноформации! Ну ладно — мэтр Дониёр — он огни и воды прошёл! Или леди Барбро — та вообще никогда в «прямой контакт» не вступает! Но здесь!..
Убивать людей сталью! Фу. Этот фрукт, — она бросила тяжёлый, словно удар кувалды, взор на опустившего глаза к полу мэтра, — своё от меня ещё получит! Но ты!..
Тебе самой не совестно?!
Сэра попробовала разлепить рот. Сглотнула. Обнаружила, что говорить может, хоть и тихо:
— Простите, миссис Ренилла… Стыдно. До слёз. Но… Я сама навязалась мэтру Дониёру в помощницы. Он… Пытался меня отговорить. Просто…
— Что — просто?! «Просто» — у тебя мозгов ещё меньше, чем у него?! Рубить головы и тел
— Н-нет… Я не хотела… Отказываться. Миссис Ренилла — это звучит глупо и наверное, по-детски, но я хотела… Попробовать и
Миссис Ренила фыркнула:
— Да, знаю! Что все вы, новички, этим грешите… Пытаетесь, раз уж остались, «проверить, смогу ли я в случае, если…» И так далее. Ну вот — ты попробовала. Проверила. И как ощущения? Приятные? — Сэре пришлось отвернуться к стене. Слёзы стояли в глазницах, но она не утирала их — знала, что про них и так знают.
Её мучили стыд, и жалость, и к себе, и к убитым, и что-то ещё… Однако, зная, что от неё ждут ответа, она нашла в себе силы повернуться обратно:
— Н-нет… Это, это… Отвратительно! Словно — бойня! Да это и была бойня.
Мне… Правда стыдно. — она подняла глаза, заволокшиеся пеленой слёз на учительницу, и чувствовала, и правда, дикий стыд, — Но я не жалею! Я теперь знаю — я — тоже
Да-да, злобное, тупое, грязное животное! Похоже, питекантроп из меня так до конца и не вышел… Остался глубоко там — под тонкой корочкой так называемой «цивилизованности…»
Я, я… Сама от себя
Её руки мягко кто-то развёл.