Положение духовно-учебных заведений и особенно семинарий в ряду других учебных заведений мы назвали бы исключительным и совершенно особенным, если иметь в виду ту главную цель, которую они должны осуществлять, согласно §1 своего устава (см. Уст. дух.сем. §1). Прочие учебные заведения ставят своей задачей осуществление каких-либо определённых целей собственно учебных и образовательных, будет ли это цель общеобразовательная или специальная: подготовка медиков, филологов, инженеров, счетоводов и проч., а воспитание является только совместно с достижением этих прямых учебных целей, поскольку всякое обучение есть в известном смысле и воспитание. Наши духовно-учебные заведения имеют своей задачей осуществление цели по преимуществу воспитательной и притом строго определённой: воспитание в духе религиозно-нравственном и притом пастырском по преимуществу, духовная школа должна готовить для Церкви пастырей. Конечно, эта задача упростилась бы весьма много, если бы достаточной подготовкой для пастырства считать известную только сумму общих и специальных знаний, твёрдое усвоение тех внешних форм служения и богослужебной практики, которые необходимы для пастыря при исполнении его служения и которых теперь даже не знают наши кандидаты священства, выходящие из семинарии. Может быть тогда, только под непременным условием улучшения материального быта духовенства, его общественного и правового положения, и нашлось бы много охотников по чисто житейским побуждениям принять священнослужение. Но так как пастырское служение никто конечно из понимающих дело спасения, которому служит Церковь, не станет сводить только на внешнюю сторону церковно-богослужебного ритуала, то и задача той школы, которая берёт на себя дело подготовки пастырей, делается в высшей степени серьёзной и исключительной. Приходится воспитывать не только добрых христиан, благочестивых и искренних, с развитым нравственным чутьём и совестью христианской, но людей горящих духом, молитвенников, богатых духовными дарами, готовых взять на свою совесть и всю свою душу руководство и души многих чад Церкви, готовых идти при теперешнем положении духовенства, весьма не заманчивом с внешней стороны, на подвиг смирения и унижения, на подвиг скудости материальной и лишений. Естественно, что духовная школа должна обладать идеально организованными воспитательно-учебными средствами и условиями, чтобы осуществлять свою задачу, такую высокую и важную. Весь строй жизни этих учебных заведений, вся её атмосфера должна быть проникнута тем духом и настроением, которые они должны привить своим питомцам, и самые воспитательные приёмы и самая жизнь этих учебных заведений должны непременно обеспечить выработку в своих питомцах того настроения, которое необходимо для пастыря-работника на благо христианской Церкви. В противном случае возможно только одно, что в пастыри пойдут только некоторые в силу необходимости или семейной традиции (благо она у нас теперь есть, в силу кастового характера духовенства), а все прочие, имеющие возможность и средства уйти от этой необходимости, уйдут по другим дорогам, так как не чувствуют ни малейшей охоты идти на добровольный подвиг, ибо школа не создала в них подобного настроения. Так оно и есть в действительности. Если даже из таких семинарий, где воспитывается до 700 юношей и ежегодно оканчивает от 60-90 человек, в священники идёт не более 10 человек ежегодно и притом не лучших воспитанников, а только невольных бедняков, то ясно, что современная наша пастырская школа не оправдывает своих воспитательных задач и в настоящем своём виде не может существовать без явного противоречия себе. Конечно, дело воспитания даже при идеальных условиях и в идеальной обстановке, напр., семейной (если бы такие были), особенно дело созидания определённой религиозно-нравственной физиономии будущего члена Церкви и общества, не всегда увенчивается успехом и из одной и той же доброй семьи, но многолюдной, часто выходит кто-нибудь и с дурными наклонностями [даже из лика апостольского нашелся Иуда]. Но ведь если исключением-то и редкостью делается не худое, а доброе, то ясно, что в воспитании есть что-то неладное. А так именно и обстоит дело в нашей духовной школе, когда исключением являются в ней питомцы с добрым религиозным настроением, а добровольное пастырское служение, как говорят — «по призванию», является весьма редким исключением. Но ведь призвание, если его понимать так, как обычно и хотят его понимать, т.е. в смысле какого-то готового, полученного неизвестно откуда, может быть свыше, влечения к пастырству, является уже в таком случае почти независимо от школы и может проявиться у всякого доброго христианина и не бывшего в духовной школе. Нам же хочется понимать это призвание к пастырству и вообще к служению в Церкви, как сложившееся определённое, чисто религиозно-нравственное и церковное настроение под влиянием известной воспитательной среды, цельной религиозной атмосферы, как сложившийся определённый, цельный характер сознательного усвоения в своей личной жизни христианских начал и убеждённого желания и решения идти на созидание Церкви. Путём уже последующей жизни, всего более путём единения с религиозно-церковным миром и настроениями своих прихожан батюшки из семинаристов делаются и теперь часто из официальных отправителей треб именно пастырями духовными, часто молитвенниками и мучениками в духовном смысле, но здесь уже действует сама церковно-религиозная жизнь в своей непосредственной силе, в живом чувстве и опыте прихода церковного, и этот приход и простые верующие люди в данном случае являются лучшими воспитателями и лучшей школой для своего батюшки в смысле выработки в нём пастырского духа и настроения. Вот почему приходится весьма жалеть, что у нас нет приходской жизни того клира церковного и с тем его характером, как древле, в котором бы постепенно у членов этого клира вырабатывался и рос под влиянием церковной атмосферы и благочестия прихода, дух церковности и благоговения, нет этой чисто жизненной религиозной школы, в которой движение по ступеням клира есть вместе и движение как бы по лестнице духовного совершенства. Если у нас в клире и есть какие-либо определённые традиции и сплочённость, то они касаются никак не внутренней стороны их духовного служения и жизни, а разве взимания за требы и традиционных кляуз между собой: во всём, причём клир наш есть нечто всегда текучее, меняющееся, случайное и разрозненное. Впрочем, это вопрос в данном случае несколько посторонний и касается ближе вопроса об организации и возрождении прихода. Но нужно помнить, что пастыри нужны именно для прихода, как главы и руководители его, и считаться с жизнью прихода должны необходимо, и самый поэтому вопрос о реформе пастырской школы необходимо ставить в тесную связь с общей церковной реформой и в частности с реформой прихода. И уж конечно для возрождения церковной жизни в смысле подъёма религиозно-нравственного уровня жизни верующих, для возгревания в душах верующих благодатного огня, для пробуждения и окормления религиозно-нравственного чувства, наши духовно-учебные заведения, особенно семинарии и академии, как рассадники пастырства, в их теперешнем виде и строе совершенно непригодны и над ними должен быть поставлен большой крест. Можно надеяться, да это и лучше, что теперешнее брожение и какой-то саморазлагающийся процесс, начавшийся в наших духовных школах, будет своего рода подписанием смертного приговора для них и своего рода гражданским самоубийством. Разлагающийся организм без внутренней обновляющей силы и должен окончательно распасться. Разве можно, в самом деле, ждать чего-либо доброго, разве можно думать, что наши духовные школы дадут добрых пастырей, способных возродить жизнь церковную, когда в стенах этих заведений совершаются деяния, за которые с точки зрения чисто церковных канонов виновные подлежат отлучению от Церкви, а по гражданским положениям, по меньшей мере, арестантским исправительным ротам. Ведь религиозно-церковное сознание, особенно с так называемой канонической стороны, утеряно вообще верующими современными христианами, утеряно оно и нашими школами, долженствующими поддерживать его; что же ждать дальше? Ведь, вероятно, студенты, напр. С.-Петербургской духовной академии и не подозревали, чего они заслуживают с точки зрения церковных канонов за то «порицание», которое они постановили сообща выразить Преосвященному Сергию за то, что он отказался служить демонстративную панихиду по князю С.Трубецкому. Ведь Церковь в своих канонах строго ограждает честь и достоинство епископов, и резолюция студентов есть дело совершенно противоканоническое. 8 прав. IV Всел.Соб. прямо говорит, «что неподчиняющиеся своему епископу аще будут клирики, да подлежат наказаниям по правилам; аще же монашествующие или миряне, да будут отлучены от общения церковного». Если бы даже распоряжение Ректора академии, Преосвященного Сергия, было неправильно с христианской ли точки зрения вообще или с канонической, и в таком случае студенты не имели ему права выражать своё «порицание», ибо не достоит просту укорити священника (тем более епископа), или бити, или поношати или клеветати или обличати в лице, аще убо и истина суть. Аще же постигнет сие сотворити, да прокленется мирский, да отмещется из церкви, разлучен бо есть от Св.Троицы и послан будет в Иудино место. Писано бо есть: князю людей твоих да не речеши зла. (Номокан. при Больш.Требн., прав. 121). Для мирян, которые веруют в Св.Церковь и правила её считают обязательными для себя, сохраняют всю свою силу и значение два выше приведенные правила при всех случаях их жизни. Какую же силу должны иметь канонические правила для клириков, а студенты духовной академии вовсе не могут быть названы мирянами; они именно клирики в громадном большинстве; они носят звание «чтеца вселенской Церкви», они посвящены в стихарь и церковные каноны для них сугубо обязательны (см. Прав. Вас.Вел. 51). Св.Церковь изрекает грозные прещения в частности и клирикам, кои досаждают своим епископам: 55 прав. Ап. говорит: Аще кто из клира досадит Епископу, да будет извержен. Сюда относится прямо и правило 34 VI Вс.Соб., говорящее: Аще некие клирики, или монахи усмотрены будут вступающими в соумышления; или составление скопища, или строющими ковы епископам, или соклирикам, совсем да низвергаются со своего степени.