Причины этой ненормальности, конечно, не в том, чтобы более были привлекательны и выгодны светские роды деятельности: это можно сказать лишь отчасти, потому что светский преподаватель семинарии, заваленный уроками и в других школах, материально обеспечен всё-таки хуже почти любого городского священника. Следовательно, коренная причина этого гораздо серьёзнее. Она — в крайней сословности нашей духовной школы в лучшем случае по привычке, а большей частью за неимением средств на светскую школу. Но и таким подневольным и случайным ученикам в духовной школе отдаётся исключительное предпочтение перед светскими, желающими учиться тоже в духовной школе: за последние годы количество принимаемых в духовную школу светских понижено до 10 проц. Это относительно низшей и средней школы... А в духовной академии доступ уже вполне сознательным юношам и того труднее: они должны выдержать полный экзамен на звание студента семинарии, а потом на общем основании экзаменоваться в академии. Если бы это было важно для целесообразности духовной школы (достаточной богословской подготовки и т.п.), то, конечно, мера вполне понятная. На самом деле, в данном отношении скрыть мотив — приравнять гимназистов к семинаристам, которых в университет принимают по строгому экзамену на зрелость. Но положение вещей не оправдывает такого средства: свои духовные студенты на службу церкви Божией, их вскормившей, воспитавшей и обучившей, не хотят идти... и радоваться бы, что светские, имеющие прямой доступ в высшие светские школы, идут в духовные академии, не стесняясь трудными и для семинаристов приёмными экзаменами? — Нет, их не пускают. А в результате полная бедность в деятелях на духовной ниве.
Но и при таком случайно подборе учеников духовной школы, всё-таки сама школа могла бы действительно воспитать хорошего церковного деятеля. Если бы ещё в школе-то были люди глубоко преданные церковному делу, то и такой случайный мальчик воспринял бы от неё всё лучшее, воспитался бы от духовного сокровища школы.