Статьи

Сыграло, вероятно, роль и то, что гуманитарные интересы никогда не были мне совершенно чужды. История была моим первым увлечением, я одно время считал, что она и станет моей профессией. И был ещё один стимул, о котором, между прочим, писал и Солженицын (ведь по образованию он математик). Казалось, что гуманитарные, общественные науки, литература подверглись у нас такой деформации, что там не осталось живых сил. И значит, если там можно что-то сделать, то сделать должны попытаться люди, пришедшие со стороны. Это придавало храбрости, чтобы вторгнуться в чужую область (хотя, познакомившись с ней поближе, можно было увидеть, что опустошение здесь было не столь абсолютным, как со стороны казалось).

Непосредственным же стимулом для работы над "Русофобией" был один эпизод середины 70-х годов. Тогда у разных людей собралось некоторое количество написанных или полупаписанных статей. Удалось договориться с Солженицыным, который в это время был уже на Западе, что издающийся в Париже журнал - "Вестник русского христианского движения" - целый номер отдаст работам, написанным в Союзе. Это был номер сто двадцать пять за 1978 год. Я поместил в нём одну статью о творчестве Шостаковича, а вторую - с критическим разбором исторических работ Роя Медведева. Ещё там было опубликовано моё интервью для станции Би-би-си по вопросам о законодательстве и положении религии... И в этом же номере было помещено несколько статей, отвечавших на антирусские идеи, к которым я позднее обратился в "Русофобии". Речь шла о концепции России, в которой якобы издревле заложены элементы рабства, стремление к подчинению сильной власти, ненависть ко всему чужому, неприязнь к культуре, тоталитаризм и т. д. Эти оскорбительные для каждого русского идеи гораздо раньше стали появляться в "самиздате", а потом, с отъездом авторов за рубеж,- в западных публикациях. Первый, кто, как мне кажется, здесь на них ответил, был Леонид Бородин, но в официальной прессе он не мог напечатать свою статью. Она появилась в журнале "Вече", который самиздатским способом издавал тогда Владимир Осипов. Это был единственный русский "толстый" журнал, существовавший тогда довольно долго без благословения цензуры. Всего вышло десять или одиннадцать номеров, весьма неровных. Но одних только сильных авторов подобрать было невозможно. Этот важный фактор в нашем духовном развитии совершенно позорно забыт сейчас. "Вече" вспоминают и хорошо знают наши оппоненты на Западе, какой-нибудь там Янов, и совершенно не знает наше молодое поколение.

В сборнике "Из-под глыб" Солженицын так же высказался на эту тему, а в номере сто двадцать пять "Вестник" опубликовал две статьи. Одну из них написал историк Вадим Борисов, который очень квалифицированно, профессионально разбирал всю эту антирусскую аргументацию и показывал не только её несостоятельность, а какую-то её поверхностность, почти хлестаковский характер её аргументов. Там, в частности, был такой эпизод. Борисов рассматривал одну работу Г. Померанца, где тот говорил, что с XV в. была широко известна в списках "Повесть о Дракуле" - молдавском государе, прославившемся своей изощрённой жестокостью. Померанц заключал из этого об "извращенности" русской души, читателя и переписчика, об их "садистическом восторге". Борисов, как профессионал, показывает, что переписчик известен это монах Ефросин, видный просветитель, один из культурнейших людей своего времени, и, анализируя само произведение, сопоставляя его с идеологией и терминологией литературы того времени, выясняет, что оно является обличением зла. С самого начала автор "Повести" сравнивает Дракулу с дьяволом. (Интересно, что последнее суждение высказано исследователем, компетентность которого в этой области вне сомнений. Повесть о Дракуле переиздана в 1982 году в издании "Памятники литературы Древней Руси". В комментариях Д. С. Лихачёва говорится: "Нет никакого сомнения в том, что образ тирана в "Повести о Дракуле" однозначный - это только отрицательное действующее лицо. (...( В нём нет положительных качеств. (...( Каждую свою жестокость Дракула сопровождает ироническим нравоучением. Это не восстановление справедливости, как думают некоторые современные читатели повести: это - насмешка, издевательство над жертвой...".)

В то время у меня и сложилось убеждение, что нельзя раз за разом только опровергать все эти нелепые выпады против русской истории, русского склада ума. Раз они появляются столь настойчиво и систематично - значит, должна быть какая-то подоплёка, и потому нужно исследовать исток этого явления, а не доказывать каждый раз, что тот или иной аргумент несостоятелен. Надо понять источник заболевания, а. не заниматься лишь его симптомами.

В конце 1977 года я начал этой работой заниматься.

- Известно, что вы вместе с академиком Андреем Дмитриевичем Сахаровым участвовали в правозащитном движении. Не могли бы вы рассказать о вашем участии в этом движении?