Статьи

Прочтите наперед содержание этой, может быть, для всякого русского любопытной книги. Сочинитель говорит о веселом характере великороссов, притом смешанном с какою-то заунывностию, которая непосредственно рождается при взгляде на снежные долины и голые рощи, почти три четверти года сетующие на жестокую природу. Оттого-то, продолжает он, дознано, что ни один из европейских народов не способнее русского к элегическим сочинениям. Следуя по времени, разбирает он песнь о Игоре, приводит из нее некоторые места, и, сказав замечание о ее переводе гг. Язвицкого и Палицына (или Попова), переходит к песням. Здесь распространяется о веке, которому можно бы было приписать их, разделяет их на песни элегические, заключающие в себе одни излияния чувства, и на песни балладические, рассказывающие чью-нибудь историю. Наконец, тою же самою мерою и как можно ближе переводит лучшие. В конце рассуждения говорит он о русских сказках, собранных г-м Ключеревым {2}, там о польском веке {3}, который оканчивает Кантемиром, с краткою его жизнию. Всего любопытнее приведу вам описание коня, переведенное тем же размером из известной сказки: "Начинается сказка от сивки, от бурки" и пр.

Wenn es rennet das Ross,

Es erzittert der Schoss

Der zermalmeten Erde,

Es fliegen voriiber

Dem muthigen Pferde

Die Berg' und die Thaler,

Es dampfen die Felder,

Es rauschen die Walder,

Und hinten mit Sausen,

Und hinten mit Brausen

Der Wind in die Ohren

Ihm heulet und pfeift {*}.

{* Конь бежит, дрожит раздробленная земля, летят мимо отважного скакуна горы и долины, он мчится через поля, стремится через леса, только ветер шумит, только ветер свистит и воет в ушах (нем.). – Ред.}

Увидя, как примут его сочинение, он, может быть, напишет о новейших наших поэтах. Кто не пожелает успехов этому молодому человеку, одаренному способностями? Кто не подумает с удовольствием, что, может быть, за веком, прославленным нашим громким оружием, последует золотой век российской словесности?…

…

…

Прошу вас, милостивый государь, уведомить в вашем журнале читателей о сей книге.

Барон Д.

2. НА КРИТИКУ "ГАЛАТЕИ"

По природе и по образу мыслей моих я всегда был и буду равнодушен к похвалам и брани журнальных аристархов наших; никогда не сердился на их замечания, даже радовался, доставляя им случай написать одну или две лишние странички. Но, прочитав в 19-м N "Галатеи" критику на мои стихотворения, почел обязанностью заметить сочинителю ее всю неприличность его нападок на нравственное чувство уважения, которое я со всеми благомыслящими соотечественниками питаю к Пушкину, Баратынскому и Плетневу. П. А. Плетнев, отвлекаемый от муз другими полезными занятиями, реже двух первых являлся на литературном поприще, но всегда дарил читателей стихотворениями, исполненными чувства и гармонии. Прозаические статьи его отличаются правильностью языка и точностью мыслей и, – что у нас довольно редко, – тоном хорошего общества. С благородною гордостию радуюсь, что могу без лести хвалить друзей моих. В первых двух стихах ответа моего {1} на ненапечатанное еще "Послание" ко мне П. А. Плетнева я как бы предвидел или предчувствовал критиков "Галатеи".

Б‹арон› Дельвиг.

P. S. Признаюсь в моем невежестве: я не понимаю слова "художественность" {2}, так же как не постигаю и мысли, побудившей г. Раича превратить в балладу бессмертную поэму Тасса {3}. Впрочем, в угодность г. издателю "Галатеи" я советовал почтенному переводчику "Ромео и Юлии" {4} кинуть уже переведенные размером подлинника четыре действия сей трагедии и, не думая о верном передавании красот Шекспира, перевести снова сию трагедию мерою "Моих Пенатов" {5}.

3. "РАДУГА". ЛИТЕРАТУРНЫЙ И МУЗЫКАЛЬНЫЙ АЛЬМАНАХ НА 1830 ГОД.

Изд. П. Араповым и Д. Новиковым. М., в тип. С. Селивановского.