Статьи 1995-1997

К-М. Слабость та же, что и раньше. За последние полвека мы обрели иллюзорную уверенность в нашей безопасности и в том, что правительство о нас заботится. Значит, люди разучились видеть и чувствовать опасность. И, наоборот, придумывают и преувеличивают опасности несущественные или даже специально выдуманные. Люди ужасались якобы высокой концентрации нитратов в морковке и не замечали, что готовится уничтожение СССР.

Это — издержки советского строя. Мы жили в роскоши полной защищенности и разоружились. Даже сегодня люди не могут поверить в то, что против них, против их народа и страны идет настоящая полномасштабная война. Даже руководители оппозиции до сих пор говорят о «бездумных реформах», «отсутствии программы», «некомпетентности». О каком же сопротивлении можно говорить, если вожди так дезориентируют идущих за ними людей.

Нам необходима смена мышления, необходимо озарение. Тогда и закончится нынешняя Смута. Силы, выставленные против нас, не так уж и велики. Будь у нас минимальная воля к сопротивлению — ничего нельзя было бы сделать, не то что ограбить так, как ограбили.

Вторая слабость — воспитанная за многие годы детская доверчивость. Огромная масса людей впала в соблазны, поверив абсолютно несбыточным, даже глумливым посулам. Как будто у них отключился здравый смысл.

К. Вы помните, в массовом сознании как-то удалось создать сказочный, иллюзорный образ Запада. Тот, который не только для нас недостижим, но которого вообще в природе не существует. Какое Вы находите этому объяснение?

К-М. Конечно, никаких оснований верить этому образу не было. Люди как будто страстно желали быть обманутыми. Это — оборотная сторона утраты очарования советским строем. Можно было бы сказать, что строить утопии — свойство именно русского характера. Но ведь то же самое наблюдалось у наших «европейцев» — поляков, венгров. Эти странные колебания массового сознания, думаю, еще требуют глубокого изучения. А сейчас надо трудиться над тем, чтобы поскорее восстановить в своих правах здравый смысл. И надо бы нам понять, почему этим утопиям и соблазнам оказались совершенно не подвержены наши крестьяне, сельские жители. Это — крепость, от которой мы и начнем восстановление.

К. Близость к земле сказалась, к почве?

К-М. Да, но это надо еще расшифровать. Мы можем перечислить главные отличия образа жизни крестьян и интеллигенции — двух полюсов перестроечного мышления. Физический труд, личное общение на естественном, а не газетном языке, меньшее давление образования, которое у многих вытравило склонность к собственным неспешным размышлениям, меньшее давление телевидения. Различий много, но проблема-то остается. Назад, в деревню все мы вернуться не можем.

1997

Россия как традиционное общество

«Прорубив окно в Европу», Россия впустила в себя духовные вирусы Запада. Один из них — евроцентризм. Как идеология, евроцентризм сложился в век Просвещения и захвата колоний. Путь, пройденный Западом, он признает единственно правильным («столбовая дорога цивилизации»), а все остальные есть отклонения, ведущие к отставанию и «слаборазвитости».

Евроцентризм культурного слоя России, как вирус, всегда в организме, но иногда активизируется и вызывает эпидемию. К какому расщеплению сознания он приводит, видно уже на судьбе Чаадаева, «первого русского философа», патриота России, в то же время отрицавшего весь ее исторический путь. При всякой атаке на устои России идеологи пишут на своем знамени имя Чаадаева и на все лады повторяют его стоны вроде: «ни одна полезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины» или «мы составляем пробел в нравственном отношении».

Всю историю видели мы через очки Запада. Мы учили перипетии споров в Сенате Рима и схваток между Дантоном и Робеспьером, но почти ничего не знаем о цивилизациях ацтеков, Китая и Индии, не говоря уж об Африке. Восток (то есть все, что не «Запад») не имеет истории.

И для осмысления нашей истории и бытия мы применяли аппарат евроцентризма, со всеми его понятиями, идеалами и мифами. Особенно когда господствовал истмат с идеей «правильной» смены общественных формаций. Беда разразилась, когда во время перестройки евроцентризм стал официальной догмой. «Возвращение в цивилизацию» — блуждающий огонек, который привел Россию на грань гибели. На все действия реформаторов Россия отвечала «неправильно». Вот лишь некоторые из аномалий.

Стратеги перестройки предполагали, что КПСС должна растаять, как дым. Расчет был разумен: большая часть из 18 млн членов партии вступила туда не из энтузиазма, а потому, что это было выгодно. Значит, как только пребывание в партии станет невыгодным, люди тихо разойдутся, как это и произошло в «европейских» соцстранах. Но у нас случилось иначе. КПСС не распадалась, а все более мрачнела. Пришлось ее запретить, что было важным сбоем в плане реформы. Ибо запрещенная партия выныривает, как Иванушка из кипятка, обновленной, очищенной от старых грехов.