Давным давно видел я за границей один фильм из классики кино, с лекцией очень хорошего критика. Фильм сильный, но его отверг прокат, потому что он ставит зрителя перед слишком тяжелым вопросом. Сюжет таков: в 50-е годы океанский лайнер наткнулся на мину и затонул, не успев дать сигнал бедствия. Те, кто спасся, уцепились за борта шлюпки, залезая в нее по очереди, чтобы согреться. Надвигался шторм, и моряки пришли к выводу, что в таком виде шлюпка не выдержит. Командир отделил половину тех, кто мог хорошо грести, а остальным приказал отцепиться, а кое-кому выпрыгнуть за борт. Не все избранные согласились остаться, и их заменили. Командир был честен — отправлял на смерть дорогих ему людей и оставлял жить мерзавцев, если отвечали принятому критерию.
В чем проблема? В том, что в условиях шторма почти всем в шлюпке этот выбор показался разумным. Отвергнутые гибли безропотно. Пусть спасется хоть половина! Когда шторм прошел и на шлюпку наткнулся корабль, все спасенные отвернулись от командира как от убийцы. Но это для драматизма.
Явлинский нашептывает нам: «Все не спасемся. Много ненужных, слабых людей… Всех не примут… Кто молод, силен, образован — идите с нами». Это соблазняет, зачем же всем замерзать, как на Камчатке. А что всех в цивилизацию не примут — это уже ясно, мест там и газа в России на всех не хватает.
Чтобы пойти за Явлинским, русским надо будет, конечно, отказаться от своего потаенного Православия. Это не так больно — ведь МВФ выделит кредиты на восстановление храмов, а Слава Зайцев откроет ателье пошива самых лучших ряс. Учебники для духовных семинарий напишет фонд Сороса, на хорошей бумаге. Звучит грубо, но это не злые фантазии, а серенькая реальность — дела Лужкова перед глазами, и он людям нравится.
Соблазн Явлинского важен не количеством — за него меньшинство. Он опасен контрастом. Он ясен и на первый взгляд реалистичен: ведь Запад и есть та шлюпка, что спасается, выкидывая за борт целые народы. И ничего — живет, оперу слушает, убийц-командиров порицает и гуманитарную помощь нашим учителям шлет.
Вот эта ясность и парализует мысль и волю у тех, кого предполагается выбросить с российской шлюпки. Они даже стесняются возражать. Они говорят: «Мы тоже за реформы. Мы тоже за рынок. Давайте только немного изменим курс реформ, увеличим число посадочных мест на шлюпке — ишь, как Гусинский расселся».
На самом деле спастись можно только всем. Если же поверят Явлинскому, то на его шлюпке все погибнут. Но чтобы это стало ясно, надо нам распутать клубок наших мыслей. Потянуть хоть за одну ниточку, неважно даже, за какую — но тянуть долго, не дать оборваться. Обрывы, каких у нас сегодня много, связать. Втянуть в разговор тех, кто пока что очарован Явлинским.
Хотя и трудно тянуть ниточку в нашей «красной» печати.
Государство и человек
Сегодня мы стоим перед выбором. И все уже чувствуют, что это выбор более глубокий, нежели может выразить язык политики. Это — выбор жизнеустройства, выбор пути, который надолго определит судьбу наших потомков и судьбу множества народов России. Потому-то увязли реформы, потому-то нет и активного социального протеста. И очень осторожно ведут себя люди на выборах. Народ застыл в раздумье.
Думать сегодня тяжело. Реформаторы, сделав манипуляцию сознанием главным средством своего господства, отравили каналы общения, разрушили язык, воззвали к темным комплексам, вбросили в умы массу идолов и разорвали историческую память. Ущерб, который они этим нашей культуре, несопоставим с их жалким политическим выигрышем. Они поступили как хищники, убивающие не для еды. Пора бы тем из них, кто может, одуматься и вернуться — восстанавливать разрушенное.
Я скажу лишь об одном образе того многоликого будущего, которое мы выбираем на нынешнем распутье. Об образе того государства, к которому можно пойти по тому или иному пути. Пути разные, и государства, которые шаг за шагом будут складываться на каждом пути, тоже разные. Собрать из них все самое приятное, остаться как бы вне коридора — невозможно. Но раз мы зовем к диалогу, то не будем ни из одного образа делать карикатуру, не будем пугать эксцессами никакого пути. Не будем даже ссылаться на тот ужас, который творится сегодня в «России ельцинской». Примем, что все это пока что эксперимент, во многом неудачный, что мы пока что живем в неизбежной разрухе переходного периода. Рассмотрим именно идеальный образ того государства, к которому нас позвала либеральная интеллигенция, уговорив разрушить государство прежнее, советское (впрочем, уже сильно подпорченное, но и здесь мы должны говорить о сути).
Каждое общество строит государство своего типа — а государство охраняет устои своего общества. Вот самый главный, самый грубый выбор: есть общества, построенные по типу семьи, и общества, построенные по типу рынка. Внутри этих типов есть свои варианты, свои капитализмы и социализмы, свои свободы и несвободы, а порой и тирании, свои общественные болезни и припадки, но сначала надо разобраться с главным.