Статьи 1998-1999 г.

Многие уповают на магические слова «обновленный социализм». Таким будет строй жизни, когда победит КПРФ. Из документов КПРФ я лично выявить существенные черты этого строя не смог. Между советским строем и другими видами социализмов (шведский, австрийский и т.д.) существуют водоразделы и пропасти. Похоже, идеологи оппозиции их просто не видят. В чем обновление? В том, что будут частные банки и заводы? А все остальное так же, как в СССР, только лучше?

Вообще, равнодушие к сути советского строя (даже после его трагической гибели) поражает. На последнем съезде КПРФ были выступления, сопровождаемые аплодисментами: там-то восстановлен советский строй. В чем же это выразилось? Вот в чем: Городская Дума переименована в Городской Совет. Это не смешно, а печально. Это не просто утрата знания об обществе, в котором мы живем, а утрата даже минимума исторической памяти. Мы уже не помним, как возникали советы и в чем была суть двоевластия после февраля 1917 г., не помним смысл лозунга «Вся власть советам!», не говоря уж о смысле апрельских тезисов Ленина. Мы не помним даже смысла слова «ратуша». А ведь это и есть «Городской Совет». Что же, и в Германии XV века была советская власть? Разве в словах дело!

Понятие обновленного социализма надо строить. И чуть ли не первая задача стоит так: выявить дефекты советского социального проекта и найти способ заменить его «дефектные блоки», не повредив главную суть. Не сломав всю цивилизационную траекторию, по которой шел этот проект. Ибо в главных своих чертах она была найдена русским духовным чувством поразительно верно. Лучшего пути у нас не будет.

Критический разбор советского проекта в принципе возможен и может быть полезен и со стороны его врагов, и в среде коммунистов, преодолевших уныние. Работа осложняется тем, что в сознание самих коммунистов была внедрена (не с подачи ли тех же яковлевых?) идея, что «было слишком много критики коммунизма». Хватит, мол, наслушались. На деле же действительной критики не было вообще — ведь ругань не в счет. К сожалению, в качестве критики нам подавалась именно антисоветская ругань. Это само по себе столь удивительно, что следовало обратить на это внимание. Ведь не глупые же люди работали над разрушением СССР. Почему они так тщательно обходили фундаментальные причины нашего краха? Берегли для следующего раза — или боялись помочь нашему самоочищению?

Ведь все страшные обвинения, брошенные коммунизму — туфта, чуть ли не игра в поддавки. Ах, коррупция! Маршал-коммунист купил старый холодильник за 28 руб., какой ужас. Ах, брежневские репрессии! Сажали в год по пять диссидентов, а иных даже в лечебницу. Плохо, конечно (хотя, думаю, честный психиатр и сегодня должен был бы помочь многим из тех борцов за правду). Но ведь ясно, что не из-за этого народ если и не поддержал свержение коммунистического режима, то во всяком случае проявил к его судьбе полное равнодушие. Народ ужаснулся сталинским репрессиям? Да ничего подобного. Вон, в конце ХХ века, без войны, самая сентиментальная часть народа, наша гуманитарная интеллигенция взахлеб требовала расстреливать «нехорошие» демонстрации — можем ли мы продолжать верить, будто интеллигентам претят репрессии? Репрессии — это то лыко, которое в строку. Главное, что уже была эта строка, а иначе ни к чему бы это лыко не годилось.

Рана репрессий давно затянулась, и если бы ее специально не бередили, она бы не раскрылась. Но в обществе возник довольно широкий «социальный заказ» на сильно действующее обвинение против советской системы — вот ведь в чем дело. При помощи этого обвинения была проведена мощная кампания по манипуляции общественным сознанием, но сознание-то было к этой кампании подготовлено. Оно ее желало! Оно до сих пор отвергает всякую рациональную информацию о действительных масштабах и характере репрессий.

Могу предположить, например, что у большинства отложилось в сознании, что в «кулацкую ссылку» были отправлены миллионы крестьян (все «справные работники»), и что в основном они были высланы на север и работали на лесоповале.11 Однако уже есть архивные исследования, которые были проведены с перекрестным изучением самых разных, независимых учетных документов и дали надежные результаты (самая большая нестыковка данных составила 147 семей, которые с большой долей надежности были разысканы по косвенным сведениям).

Всего в 1930-1931 гг. на спецпоселения было выслано 381 026 семей (общей численностью 1 803 392 человека). Это немногим больше трети крестьян, которых официальная статистика пpичисляла к числу кулаков (около 1 млн крестьянских хозяйств, имевших годовой доход более 700 руб., что в 4,6 раза превышало порог в 150 руб., ниже которого находилась треть дворов). Таким образом, на спецпоселения было выслано немногим более 1 процента крестьянских дворов. Считать, что «справные работники» составляли одну сотую нашего крестьянства, просто нелепо.