Г. Скуратов сетует тоже, что “нет ничего легче, как вывести простолюдина в дворяне; но нет ничего труднее, как сделать из дворянина плебея”. Да зачем же и делать-то? Что г. Скуратова занимает: слово? “Да ведь слово — звук пустой”. Это все само собой сделается. Не все же только дворяне-помещики, дворяне-чиновники, да дворяне-нищие; есть уж много и дворян наборщиков, и сапожников, и даже извозчиков. Немножко терпения — возьмутся за ум сами. А теперь, пока они еще бредят правами и навыпередки рвутся пристраивать чад в училище правоведения, дающее право претендовать на должность, да в пансионы, не дающие ровно ничего, кроме возможности сказать, что “моя дочь в пансионе была”, — с ними ничего не поделаешь. Их образумит жизнь, а не регламентации учебных порядков; иначе же их ничто не образумит.
Что же касается русского пролетариата, к которому г. Скуратов сопоставил результаты, выведенные Рилем из событий 1848 года, в которых германские пролетарии заявили себя ярыми врагами общественного строя, то у нас вовсе не тот пролетариат. Германскому пролетарию не к чему приложить своих рук, и правительства не могут придумать, куда направить эти руки, а у нас дел — непочатый угол. Остановка за тем только, чтобы большинству этих пролетариев открыт был доступ к богатствам страны. Пособия, нужные для этого дела, не могут быть обременительными, и тогда останется в пролетариате только ленивый. Пересмотрев статью г. Лескова, на которую ссылается г. Скуратов, мы видим, что в ней идет дело именно о неестественности пролетариата, появляющегося у нас вследствие экономических и административных неурядиц, и о необходимости прекратить это зло в самом зародыше, а совсем не об опасностях от разрушительных способностей пролетариев и еще меньше об угрожающем дворянству наплыве. Тут простое дело: доктора медицины здесь, например, служат переводчиками при газетах или корректорами, а народ пропадает без медицинской помощи. Тысячи людей спят и видят кусочек земельки, а мы только похваливаемся нашими степями. О наших благотворителях даже на Афоне знают, а ссуды на начало дела бедному человеку сыскать негде. Вот ведь он каков пока, наш пролетариат-то! Ему пока еще можно очень легко помочь, но, разумеется, не нужно откладывать дело в долгий ящик.
УЧЕНЫЕ ОБЩЕСТВА
Мы теперь поговорим только о двух русских ученых обществах, которые у нас славятся своею независимостью, изобилием средств и многоговорением. Эти общества: Русское вольно-экономическое и Географическое. Оба они в мае закрыли свои заседания и наговорили себе кучу любезностей.
Над Русским вольно-экономическим обществом не смеялся только тот, кто его не знает. Русское географическое общество покоится под сенью безвестности. Издаваемого им журнала никто не читает, потому что читать его нельзя было даже и по заказу, а зазнали его немножко только по Политико-экономическому комитету, в котором назад тому года с два затронули довольно живые и жизненные вопросы. Так, например, заговорили о единстве мер, весов и монеты; о причинах денежного кризиса в России; о затруднениях в русской торговле и о русской колонизации. Даже “Искра”, сатирический журнал, посвященный преимущественно и исключительно разработке домашних отношений русских писателей, обитающих в С.-Петербурге и в Москве, отозвалась о полезной деятельности этого комитета и, разумеется, прошлась на его счет. Затем сказал о нем словечко “Современник” и хроникер “Отечественных записок”. Журнал “Время” заговорил о комитете не шутя. Он почуял в нем силу и заметил ему, что комитет не умеет пользоваться этой силой. Ставя вопрос таким образом, он исключительно отнесся к мнению одного члена общества “о русском расселении”. Член, мнения которого обратили на себя внимание “Времени”, ответил на замечание этого журнала письмом, в котором развил свою мысль о необходимости предоставления свободы русскому расселению и пр. Из всего сказанного этим письмом мы теперь помним только общее впечатление, равносильное отчасти мнению “Искры”, осмеявшей многоглаголание и ничегонеделание Политико-экономического комитета.
С тех пор мы внимательно следили за этими двумя обществами, и теперь, когда они (в мае месяце) окончили свои блистательные заседания, дождавшись их умилительно-красноречиво заключительных речей, скажем о них наше мнение.