Наша рота наступает на селение, превращенное противником в сильно укрепленный узел. Все попытки наших бойцов прорваться не приводят к успеху, — фашистские автоматчики, засевшие в окопах перед деревней, ведут ураганный огонь. Но задача, поставленная командованием, была категорична — укрепленный пункт должен быть отбит у врага. И эту задачу блестяще помог выполнить герой-боец Таньев. Тщательно маскируясь, он начал переползать от куста к кусту, пока не подобрался к неприятельским окопам. Перевалившись через бруствер, он вскакивает в окоп… Вражеские автоматчики набрасываются на него, — завязывается схватка, короткая, жестокая… Герой пал смертью храбрых, но нескольких минут, пока продолжалась рукопашная схватка, было достаточно, чтобы наши ворвались в окоп и стремительно штыковым ударом опрокинули фашистов…
В другом жарком и напряженном бою противнику удалось вывести из строя наш пулеметный расчет. Фашисты заметили это и устремились, чтобы захватить пулемет, но наш боец, красноармеец Тарасов, опередил их: одним прыжком он бросился к пулемету и открыл огонь по вражеским солдатам. Даже раненый, он не бросил пулемета. Не выдержав его огня, фашистские солдаты вынуждены были откатиться.
Трудно пересчитать героев, трудно найти лучших, так как на великое соревнование по защите родины выступил весь народ. И глубокий старец, чувства которого были уравновешены, старец, взиравший на мир с величавым спокойствием мудреца, при виде врага вспыхивает гневом юноши и, расправляя еще крепкую натруженную грудь, как щитом, загораживает ею свою родину. И юная девушка, только вчера осознавшая в себе взрослого человека, с хладнокровием старца поднимается на эшафот и без малейшего страха бросает своим палачам гордые слова ненависти, презрения и глубокой веры в счастье своего народа…
Незабываемой доблестью прославил себя экипаж танка, где радистом был сержант Секач.
Это было под Тихвином. Танк идет в наступление, прокладывая дорогу товарищам. Но вот фашистский снаряд поджигает машину, — танк вздрогнул, но не остановился. Враги уже торжествуют и готовятся встретить танкистов огнем автоматов. Но танк идет вперед, и люди не покидают машины. Через дым и. огонь из горящего танка летит на командный пункт радиограмма, похожая на пламень сердца:
— Горим, но продолжаем двигаться вперед!..
Весь в дыму и пламени, танк все дальше и дальше мчится на врага. Невзирая на огонь, люди бьются до последнего снаряда, до последнего патрона, до последнего биения сердца и, не останавливая машины, сгорают.
Где найти меру этой жертве? Кто в истории человечества сравним с ними, с их ратным подвигом?..
Народ, рождающий таких героев, непобедим. Чистый в своей правоте, он поднялся, чтобы победить. И он вырвет победу во имя своей свободы, во имя счастья и радости всего культурного человечества.
Мы победим
Всё великие и малые завоеватели, шедшие на нас с востока и с запада, всегда ошибались в русском народе. Разве думал внук Чингисхана, Батый, заливая кровью раздробленную на крохотные княжеские уделы русскую землю, что через короткий исторический промежуток русский народ нанесет его потомкам смертельный удар? А это случилось на Куликовом поле.
Страдая от насилий и грабежей внешних поработителей, превозмогая внутренние междоусобицы собственных князей, наш народ хранил в своем сердце и бережно нес великую национальную идею единства и свободы, которую он назвал правдой. В ней он воплотил все свои помыслы, всю силу, все свои надежды. За нее он сражался насмерть и под стягом Минина, и под знаменем Петра, против завоевателей, дорого заплативших за свои роковые ошибки.
Если бы по пути к Москве кто-либо осмелился сказать Наполеону, что не он ведет наступление на Россию, а русский народ наступает и охватывает его, готовя смертельный удар, — он назвал бы такого человека сумасшедшим. Он не мог предположить, что великий народ, воодушевленный любовью к родине, встав как один человек, сжимает его своею ненавистью в железное кольцо, из которого один выход — смерть. Окруженный блестящей свитой, он ждал на Поклонной горе под Москвой покорную депутацию «русских бояр»… Но ни бояре, ни крестьяне не принесли ему ключей от Кремля… Если бы ослепленный самовлюбленностью завоеватель мог видеть, как хмуро и при каком гробовом молчании отходили по улицам столицы русские воины, с какой ненавистью к его полчищам и с какой неугасимой верой в победу оставляли они самое дорогое для человека — сердце своей родины, он не отдал бы приказа о вступлении в Москву. Лишь перешагнув порог наших древних национальных святынь, гордый завоеватель осознал, что русский народ вместо покорности приготовил ему похоронный костер… Но было уже поздно. Судьба деспота, давившего Европу, была решена в московском Кремле.
Наполеон ошибся.