Православное понимание таинства брака лучше уяснить, если начать не с него самого, не с отвлеченного богословия любви, а с той Личности, которая всегда стояла и стоит в самом сердце жизни Церкви, как самое чистое воплощение человеческой любви в ответ на любовь Божию. Это — Мария, Матерь Иисуса Христа. Примечательно, что в то время, как на Западе ее чаще и преимущественно именуют Девой и созерцают Ее в Ее абсолютной чистоте, в абсолютной свободе, от «плоти» и плотского, Православная Церковь чаще величает и славит Ее как Матерь, как Богородицу, и что на огромном большинстве икон она изображается с Младенцем на руках. Можно говорить о наличии в почитании Богоматери двух «ударений», хотя и не обязательно взаимоисключающих одно другое, но, тем не менее, отражающих два разных уразумения места Богоматери в жизни и молитвах Церкви.
Если нужно было бы православной опыт Марии выразить в одном слове, таким словом, я убежден, было бы радость. «О Тебе радуется. Благодатная, всякая тварь…», «Се бо отныне ублажат Мя вси роди…» О чем же эта радость? О том, прежде всего, что в своей вере и любви, смирении и послушании Дева Мария согласилась стать тем, к чему призвано и предназначено было от века все творение: храмом Святого Духа и человечеством Сына Божия. И, отдав свою плоть и кровь другому, исполнив свою жизнь в Нем, она приняла зов бить Матерью в самом полном, самом глубоком смысле этого слова.
Не знаменательно ли то, что в Библии образ отношений между Богом и миром. Богом и избранным народом, Богом и Церковью есть неизменно образ брака? Новозаветная Церковь — невеста Христова, потому что — говорит Ап. Павел — «я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девой» (1 Кор. 11 : 2), и возможным становится сказать, что Мария исполняет женственное «измерение» творения Божьего, спасаемого в Церкви и Церковью. В Марии, в ее смиренном ответе — «се раба Господня, буди Ми по глаголу Твоему» — Церковь обретает свое личное начало и средоточие и Богоматерь является навсегда, как ее сердце.
Полное послушание в любви. Не послушание и любовь, но цельность одного, как полнота другого. Ведь взятое само по себе послушание может быть не добродетелью, а слепым подчинением, в котором нету света. Только любовь к Богу освобождает послушание от слепоты и страха, делает его свободным, радостным и творческим. С другой стороны, любовь без послушания Богу легко превращается в «похоть плоти», «похоть очей» и «гордость житейскую» (1 Ин. 2 : 16). Это та любовь, которую искал, которой жил, например, Дон Жуан и которая, в конце концов, уничтожила его. Только послушание Богу, единому Господу творения, дает любви ее истинное направление, исполняет ее любовью Божьего.
Таким образом, только в этом ответе Богу, только когда становится жизнь самоотдачей Богу и послушанием Богу, исполняет она себя как подлинная человеческая жизнь. Носительницей же этой любви–ответа является женщина. Мужчина предлагает, женщина принимает. Это не пассивное принятие рабой приказания рабовладельца. Это не слепое подчинение, а любовь. Она «дает жизнь» предложению, она исполняет его… Вот почему все творение, вся Церковь, а не одни только женщины, в равной мере находят в пречистой Деве Марии выражение своего ответа и послушания Богу, вот почему Церковь есть неиссякаемая радость о Марии. Ибо только тогда, когда все мы, мужчины, и женщины, отвечаем Богу в любви и послушании, когда мы воспринимаем то, что я назвал выше женственностью творения, только тогда мы исполняем свое человеческое призвание и преодолеваем нашу ограниченность как «только» мужчин и «только» женщин. Ибо подлинным мужчиной, царем творения, мужчина может стать только, если он не претендует быть собственником творения, его неограниченным хозяином, а в любви и в послушании принимает волю Божию о себе. Также и женщина перестает быть «только» женщиной, когда полностью отдавая себя другому, и сама становится воплощением радости и полноты жизни, становится той, которую в Песне Песней царь вводит в брачный чертог со словами: «Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе» (Песня песней, 4:7).
Предание называет Пречистую Деву новой Евой. Ева по–еврейски означает жизнь. Ева не захотела, не сумела быть поистине женщиной, воплотить «женственность» творения в себе. Она проявила «инициативу» и вот искривилась, померкла любовь и превратилась в безрадостную «войну полов», в которой цель, т. е. обладание другим, есть, в последнем итоге, не что иное, как стремление убить постыдную, но никогда не умирающую, похоть.