Все остальное — по большому счету довесок к большой тройке: и компьютерные технологии (программный бизнес в России развивается и сам по себе, замахиваться на создание новых передовых микросхем ныне, увы, прожектерство), и информационные технологии (термин слишком расплывчат, чтобы ожидать от него серьезных результатов).
Итак, решение о строительстве Наукограда принято. Обозначены именно те направления, что я перечислил выше. Казалось бы, надо ликовать и бросать в воздух если не чепчики, то хотя бы академические шапочки. Но почему-то народного ликования не слышно — вот с этим и давайте попробуем разобраться.
Что не так? Что вызывает вопросы и сомнения?
Первое — слишком частое упоминание имени Чубайса применительно к Наукограду. Я не собираюсь спорить, хороший или плохой менеджер Чубайс. Бесполезно рассуждать, спас он отечественную энергетику или погубил окончательно — на любой негативный пример можно ответить: «Иначе было бы еще хуже». Но один факт бесспорен: Чубайс является одной из самых одиозных фигур для подавляющего большинства граждан России. Он не просто непопулярен — он катастрофически антипопулярен. Его назначение в Роснано (а ведь и без того нанотехнологии были восприняты основной массой граждан как ловкий ход для разбазаривания государственных денег) сразу убедило всех и вся, что ждать чудес от нанотехнологий не стоит. Опять же — быть может, это неправда. Быть может, в лабораториях Чубайса ловкие наноботы уже шьют новые мундиры российской армии. Но нет в России лучшего способа дискредитировать любое государственное начинание, чем связать его с именем Чубайса.
Второе — выбор места, где будет построен Наукоград. Да, Сколково — хорошее место. Да, там есть кое-какая инфраструктура: Центр космической связи, престижная Школа управления. Да, от Кремля недалеко — можно инспектировать Наукоград и возить туда делегации, да и завлечь иностранных ученых (что является прямо декларируемой целью, но к этому мы еще вернемся) легче в Подмосковье, чем в Сибирь. Но — опять же есть системная ошибка психологического плана. Россия — она большая. Очень большая. Очень неравномерно развитая. Помимо более-менее европеизированной и благополучной Москвы, существуют бескрайние просторы Сибири, где до сих пор трудится огромное количество ученых и рабочих (причем большинство из них очень хочет трудиться, да вот только с работой плохо и финансирования не хватает). Существует все более крепнущая нелюбовь окраин к «сытой Москве». В этой ситуации создавать рядом с Москвой престижный и дорогостоящий Наукоград — это значит вызывать сильное раздражение всей провинции. Причем для изрядной части сибирских ученых это раздражение может стать той последней каплей, после которой они пополнят ряды сотрудников Кремниевой долины или, к примеру, ее европейских или китайских аналогов.
Третья опасность — коррупционная емкость проекта. Как ни печально, но коррупция в России мало того что процветает, она еще и концентрируется в Москве и около нее. Есть серьезный риск того, что потери: прямые — в виде «откатов» и завышения цен и косвенные — в виде принятия на работу «своих людей» вроде академика Петрика и списания огромных средств под заведомо невыполнимые проекты — будут куда выше, чем они оказались бы в Новосибирске или Томске. Не потому, что люди в Сибири более честные (хотя это тоже правда), а хотя бы потому, что там не привыкли к московским масштабам коррупции.
Ну и последний тревожный фактор: прямо заявлено, что в Наукоград будут привлекаться в большом количестве зарубежные ученые. Мне кажется, что это очень большая ошибка. Нет, я не против международной кооперации. И если немецкий или японский ученый, трудясь в России, принесет ей пользу — я двумя руками «за». Вот только не надо иллюзий, никто в мире не хочет, чтобы Россия развилась и стала высокотехнологическим государством. История с не сложившейся покупкой несчастного «Опеля» достаточно показательна — нам и в новых-то автомобильных технологиях отказывают, что уж говорить о ядерной энергетике или биотехнологиях! Все, на что мы реально можем рассчитывать, привлекая иностранные мозги, — на покупку ученых «второго сорта», погнавшихся за шальными русскими деньгами. Ученых «первого сорта» нам, во-первых, не перекупить, а во-вторых, как ни странно, большая часть их вовсе не считают зазорным быть патриотами своей американской, французской или английской родины. И при равном выборе между благоустроенным европейским научным центром и строящимся русском Наукоградом шансов привлечь настоящие умы у нас нет. Ставку, конечно же, надо делать на наших ученых — для тех, кто по тем или иным причинам до сих пор трудится в России.