Статьи и очерки

Трудно поверить, что этот странный колумбиец, в котором непредсказуемо скрестились народная культура и озабоченность обновлением Церкви, — тот самый человек, который руководил двумя епископатами в Колумбии со строгостью военного священника. Похоже, что с момента принятия сана в 23 года он понимал священничество как добровольную борьбу за социальную справедливость и отдавался ей, как поэты — с божественным вдохновением, как будучи епископом и архиепископом, так и после того, как был призван в Рим, чтобы стать шестым в истории колумбийским кардиналом.

«Он призывал бедных к усердию и труду, а богатых разумно делиться благами, чтобы сосуществовать с бедными», — сказал один из его старых друзей. Он же рассказал, как тогда еще епископ возвращал чеки кофейным магнатам, которые пытались очистить совесть благотворительными вливаниями, говоря, что лучше бы они взяли на работу толпу спящих на улице обездоленных людей. Он часто раздавал хлеб и кофе детям на ночных улицах. Он восхищался добрым сердцем и здравым рассудком юродивых, которые заговаривали свой голод, беседуя с самими собой. «В том, что касается жизни и прав человека, сумасшедшие разбираются лучше, чем люди в здравом уме», — говорил он.

Когда на утренних улицах стали находить убитыми не только юродивых, но и нищих, проституток и уличных сирот, он понял, что кто-то по-звериному проинтерпретировал борьбу за социальную справедливость. Епископ впрямую поговорил с начальником полиции, потом с президентом республики, но ответа не последовало. Тогда он прогремел во время проповеди: «Сегодня вечером я пригласил на чашечку кофе нескольких ребят. Некоторых из них нашли утром мертвыми, а другие исчезли. Господин начальник полиции, где мои дети?» Исчезнувшие появились, но мертвых воскресить не удалось. Господин начальник уехал из города.

Когда наркобандиты собрались стереть с лица земли город Перейра, чтобы оказать давление и отменить высылку Эскобара из страны, епископ оделся в мирскую одежду и пошел в Медельин встречаться с Пабло Эскобаром, который был переодет в разносчика молока. Эскобар высокомерно спросил, кого тот представляет. Епископ сухо ответил ему: «Тех, кто будет судить тебя». Немного времени понадобилось, чтобы тот начал исповедь. Кастрильон спросил, молится ли он, причащался ли, раскаивается ли в своих грехах. Эскобар отвечал на вопросы с уважением и даже с некоторой покорностью. Разрешил записать диалог и передал президенту, что, если правительство передумает высылать его из страны, он ликвидирует медельинский картель, отдаст все состояние и оружие и покончит с терроризмом. Правительство тогда не согласилось. Но на епископа больше всего произвели впечатление слова, которые сказал Эскобар перед расставанием: «Если понадобится убить всю Колумбию, чтобы меня не разлучали с женой, я сделаю это недрогнувшей рукой».

Его драма как епископа Букараманги была в том, что партизаны действовали непоследовательно, а армия — слишком жестоко. И те, и другие обвиняли друг друга в одних и тех же грехах, но епископ их не путал: «Я по следу ботинка в песке мог определить, кто прошел — партизан или солдат». Обе стороны ему доверяли и прибегали к его посредничеству.

Теперь у него меньше иллюзий, он понимает, что ни партизаны, ни правительство не представляют, какую страну они хотят построить, и что за сорок лет войны выросло поколение с особыми менталитетом и культурой. «Любой из этих крестьян считает, что у него власти — как у министра, и завоевал он такую жизнь с оружием в руках. Так что надо торговаться, а не диалог вести. Никто не отдаст власть, если ему не предложить чего-либо взамен. Человек не отдаст просто так то, что ему досталось с кровью».

Будучи председателем Латиноамериканского Епископального Совета, он смог убедить Рональда Рейгана в том, что католическая Церковь не встала на сторону вооруженной революции, как тот упрямо считал, а просто боролась за социальную справедливость. В любом случае, подчеркивает кардинал, «я действовал в духе политики Иоанна Павла II».

Не всем известно, что он вел переговоры с Бушем, чтобы тот не вводил войска в Никарагуа при сандинистах. Его основным аргументом тогда было то, что после перестройки Горбачева надо оторвать будущее от прошлого.

Его дипломатическая деятельность в то время было столь интенсивна и осторожна, что некоторые известные журналисты уверены, что он посредничал между Горбачевым и Штатами в вопросах разоружения. Кардинал это отрицает с решительностью и в то же время с грустью на лице, с которой отказываются поведать тайну исповеди.

Я не удержался и спросил его, что за интерес двигал им, когда он принимал участие в стольких земных делах. От его ответа у меня побежали мурашки по коже: «Я бы не посвятил им и пяти минут, если бы не был абсолютно уверен, что существует вечная жизнь».