Статьи и проповеди. Часть 1 (03.09.2007 – 27.11.2008)

А так ныне, чтобы помолиться, мало выйти из дома. Нужно садиться в маршрутку или спускаться в метро. Нужно, словом, совершать целое паломничество, потому что место встречи с Создателем в наших городах «человеколюбиво» не предусмотрено. Это ещё и индикатор нашей религиозности. Большинству крещёных людей Бог нужен раз в год — на Пасху, или два раза в год (добавим Рождество). Плюс несколько дней в году нам что-то нужно от Бога: воды набрать, фрукты посвятить. Этим исчерпывается религиозность масс. А если мы придём когда-нибудь, точнее вернёмся, к здоровой религиозности, то у нас появится вполне естественное желание ежедневно или несколько раз в неделю выслушивать вечерню. Услышав звук колокола или била во дворе, мы поспешим на службу, и любимую нами, и понятную нам, а значит, и не тяжёлую, как бы длинна она ни была. Это будет лучшим доказательством того, что мы — христианская страна, что мы не только были, но и вновь стали Святой Русью.

Есть у Крылова басня про гусей. Гонит мальчишка хворостиной гусей, а они недовольно гогочут:

«Мы Рим спасли, не смей нас трогать». Мальчишка им резонно отвечает: «Так то ж не вы. То ваши далекие предки. А вы-то сами что сделали?» И продолжает хворостиной подгонять их, вроде бы даже на кухню. Хвалиться прежним — дело похвальное, но не самое главное. Уподобиться древним, повторить их славу — дело гораздо более высокое. Покуда каждый блок многоэтажек не украсится маленьким храмом, мы не сможем пользоваться именем Святой Руси со всей ответственностью. Наша страна будет не «христианской страной», а страной, где живут отдельные христиане. Разница существенная, и есть над чем трудиться.

Хлеб и вино (12 сентября 2007г.)

Стены столовой в школе, где я учился, были украшены разными плакатами. Один из текстов надолго остался в моей памяти. «Хлеба к обеду в меру бери. Хлеб — драгоценность. Им не сори».

Подобные агитки, в стихах и в прозе, встречались тогда часто. Их можно было увидеть в основном в заведениях общепита и в хлебных магазинах.

Спустя многие годы я часто думаю об этом. Что это? Рецидив крестьянского сознания в стране победившего социализма? Память о голодных годах и пережитых бедах? Тревога о национальном богатстве? А может быть — связь с Евхаристией?

Отношение к хлебу насквозь мистично. Оно никак не вмещается в рамки отношения к продукту питания. Ведь, по правде говоря, молоко, яйца, овощи тоже питают, спасают от голода, они тоже — драгоценность, но любовью пользуются меньшей. Если хлеб падал, его поднимали с поспешностью и целовали. Так не поступали ни с картофелем, ни с репой.

В крестьянской (читай, христианской) стране хлеб прочно ассоциировался с Евхаристией, то есть был такой пищей, таким даром земли, который при известных условиях становился Пищей бессмертия и Манной Небесной.

Вот одна из пословиц, говорящая об этом: «Коли хлеб на стол, так и стол — престол. Коли хлеба ни куска, так и стол — доска». Кстати, и стол, за которым ели, был свят, он осмысливался как раскрытая ладонь Божия. Положить на него по-ковбойски ноги или на него сесть было собственно поруганием святыни.

Будучи сыном невинодельческого народа, я подозреваю, что в любви грузин, армян, молдаван к виноградной лозе скрыта всё та же любовь к Евхаристии. И нельзя смотреть без дрожи на чёрнобелые кадры старого фильма «Отец солдата». Старик-грузин отвешивает оплеуху молодому танкисту, поведшему танк на виноградник. «Ты его садил? — кричит старик. — Ты знаешь, как он растёт? Ты — фашист». Оба — советские воины. Оба наступают на Берлин. Парень в танке — не фашист. Он — русский, но он не окапывал лозу, не ждал от неё плодов. Он не знает песен, которые нужно петь при сборе урожая. Он не топтал ягоды в точиле. Он вряд ли знает красивые тосты и до сих пор пил только самогон.

Если крестьянин бережёт плод своего труда — это естественно. Мозоли на руках, натруженная спина, пропотевшая рубаха не дадут ему забыть, что привычное (мы так привыкли к хлебу) даётся дорого. А вот как приучить любить хлеб, ценить чужой труд тех, для кого хлеб «растёт» не на полях, а на полках магазинов?

Горожанин, бросающий корку на пол, — это паразит, не только пользующийся чужим трудом, но ещё и презирающий чужой труд. Если он не исправится, то непременно будет наказан, может быть даже голодом.

А вот горожанин, поднимающий с асфальта кем-то брошенную корку, — это чудо. Если он сам родом не из села, то кто-то научил его этому. Быть может, священник; быть может, родители. Как верный в малом, он может быть достоин многого.

Городской житель может быть как-то по-особенному жесток и по-особенному глуп одновременно.

С рекой, деревьями, животными он не общается (вода — из крана, тепло — из батареи, суп — из полуфабрикатов). Он и с людьми почти не общается. Всё больше с бумагами (справки, бланки, документы) да с механизмами. Новости — по телевизору. Путь к деградации открыт, протоптан. Многие маршируют по нему. К такому человеку нужен особый подход. Ему нужны особые заповеди.