Статьи и проповеди. Часть 3 (02.11.2010 – 16.05.2011)

Мы вступили в Великий пост, и это святое время тоже нуждается в целовании. «Облобызай», -сказано Андреем Критским, — «покаяние». То, что может показаться поэзией и только поэзией, на самом деле, не только цветистое словесное выражение переполняющих душу чувств. Один человек мне рассказывал, как он уверовал, став зрителем трогательной сцены в Иерусалимском храме. Приехал он туда туристом (блуждающий взгляд, фотоаппарат на груди, поиск впечатлений), а уехал потрясенным до глубины души и изумленным человеком. Виновник — некий христианин восточного вида, может — местный араб, может — сириец, горько плакавший, стоя на коленях у камня помазания, что близ Голгофы. Этот камень он выцеловывал по сантиметру, чуть не вылизывал, не переставая плакать. Он плакал так, как плакала блудница у ног Христа, и было понятно, что слез иногда бывает так много, что ими можно мыться.

Так что ни «откуда начну плакати», ни «облобызай, душе, покаяние» не являются «красным словцом», а скорее призывом к конкретным действиям.

Если любишь, то не только готов целовать следы предмета любви, но и тот, кого любишь, видится всюду, кажется. Кажется — от слова «показать», «показывается». Другим не кажется, а тебе -показывается. Это потому, что любовь помогает нам творить настоящие чудеса.

Я хочу хвалить пост, хочу, чтобы число людей, постящихся «Отцу, Который втайне», умножилось. И примеры для похвалы буду брать отовсюду, поскольку вижу их везде.

Недавно был праздник защитника Отечества. По радио крутили песни Советской поры, и я умилился от одной песенки Шаинского. Сам под нее на прогулках перед вечерней поверкой шагал, а тут, вслушался и умилился.

А солдат попьет кваску, купит эскимо

Никуда не торопясь, выйдет из кино

Карусель его помчит, музыкой звеня

И в запасе у него останется полдня, останется полдня.

Идет солдат по городу, и так далее.

Что здесь умилительного? А то, что нам приведен нехитрый перечень безгрешных удовольствий, от которых солдат получает истинное удовольствие, плохо вообразимое и вряд ли возможное на гражданке. «Квас», «карусель», «кино» и «эскимо» такие простые и доступные в обычной жизни, для солдата превращаются в подлинное сокровище и дают почувствовать вкус жизни. Особенно важны «оставшиеся полдня». Кто бы их считал, кто бы их ценил, если бы не режим и не плотный график. Так жесткость внешних рамок дает возможность насладиться вещами простыми и доступными, пренебрегаемыми повсеместно именно из-за доступности. А счастье, господа, это умение пользоваться простыми вещами и ценить их, а отнюдь не обладание чем -то излишним.

Теперь скажем, при чем здесь пост. Пост при том, что он заставляет почувствовать вкус простых продуктов, заставляет ощутить голод, являющийся, по пословице, лучшей приправой. Пост способен возвратить жизни хоть часть некую той простоты и непритязательности, которые одновременно и закаляют, и облагораживают душу. И если какой-нибудь народ, развратив вкус, начнет фыркать на хлеб, а питаться одними конфетами и пирожными, то не исключено, что в виде лекарства этому народу Богом будет прописан голод.

Ума не приложу, как не застревают в горле, но проходят дальше в пищевод и попадают в желудок пасхальные крашенки у тех, кто весь пост себе в яичнице не отказывал. И что за интерес жить, не ощущая никакой разницы между буднями и праздником, между мыслями святыми и мыслями обыденными, но удовлетворять свои прихоти, не сверяясь ни с календарем, ни с совестью, ни с Евангелием? Как по мне, то это и не жизнь вообще. Так, что-то. в высшей степени пресное, сродни яичному белку, о чем говорил Иов.

Но дело не в этом, не только в этом. Конечно, пост раскрашивает жизнь, открывает глаза, сжигает лишний вес, обостряет память, зовет молиться. Но приносит он с собой и много иного, подчас, нежданного. Вот А. Ф. Лосев в «Диалектике мифа» критикует некоторые особенности мировоззрения Розанова, и говорит:

«Он не простаивал ночей в Великом Посту за богослужением, не встречал в храме, после многих часов ночного молитвенного подвига, восходящее солнце и не ощутил чудных и дивных знаний, которые дает многодневное неядение и сухоядение.»

Во, как. Оказывается, есть путь постижения «чудных и дивных знаний» посредством «многодневного неядения и сухоядения» И в другом месте той же книги Лосев опять «как бы» отходит от темы, чтобы о выговориться о «едином на потребу», о том, что составляет его главный, уже не только научный, но и жизненный интерес. Он хвалит монашество, говоря, что в сравнении с ним «все -бездарно и всякий подвиг — мещанство». И еще: «Может ли кто-нибудь увидеть историю, подлинную, настоящую историю духа, со своими революциями и войнами, неведомыми миру, — в блаженном безмолвии тела и души, в тонком ощущении воздействия помыслов на кровообращение, в просветлении мыслей во время поста,. в сладости воздержания.?»