Статьи и проповеди. Часть 3 (02.11.2010 – 16.05.2011)

Что ты хочешь увидеть? Гибель Помпеи? Осаду Коринфа? Триумф Цезаря после покорения галлов?

Что ты хочешь подслушать? Первое авторское чтение «Мертвых душ»? Перебранку Платона с Диогеном? Беседу Гете и Наполеона?

Согласитесь, голова пойдет кругом от распахнувшихся перспектив, и изумленная душа скорее откажется от самого путешествия во времени, чем остановит взгляд на чем-нибудь одном.

Конфуций, путешествующий по стране от княжества к княжеству; Геринг, раскусывающий в одиночной камере ампулу с ядом; оглохший Бетховен, работающий в кабинете при свечах; Жанна, слышащая небесные голоса.

Все это увлекательно по отдельности, но собранное вместе и предложенное как возможное зрелище способно раздавить потенциального туриста.

Но все же есть одно место на земле и есть один небольшой временной отрезок, куда можно было бы слетать, перенестись, съездить, если бы это было возможно.

Оказавшийся в этом месте и в это время человек сразу ощутил бы тревогу. Эта тревога была разлита в воздухе в тот день, и ее невозможно было не заметить.

В городе намного больше народа, чем в обычные дни. Это ради праздника съехались люди, кажется, отовсюду. И все они, местные и приезжие, спорят и кричат, злобно шутят и произносят проклятия, шепчут молитвы и тайком утирают слезы из-за одного Человека.

Вот Он, согнувшийся и уставший, выходит из городских ворот, влача за Собою на плече тяжелый крест. Его сопровождают солдаты и большая толпа народа. Он странно одет — в какое-то тряпье, успевшее пропитаться кровью. И на голове у Него — колючий венок из твердого терновника, на который даже смотреть страшно. В воздухе слышен свист бичей. Время от времени бич обрывает свой зловещий свист, опустившись на спину Человека с тяжелым крестом на плече.

Можно подойти поближе и рассмотреть черты Его лица. Оно обезображено. И, видимо, именно кровь Его, которой уже пролилось немало, распаляет и солдат, и окружающую их толпу. Люди кричат, а солдаты бьют Человека. И те, и другие вошли во вкус и не успокоятся, пока Он не умрет.

И случайному зрителю этой сцены тоже надо определиться. Сам воздух происходящего требует стать на чью-то сторону, а не просто наблюдать со стороны. Нужно либо повторять гортанные ругательства на непонятном языке и постепенно распаляться невесть откуда взявшейся кровожадностью, либо сделать что-то другое. Но что? Вступиться за Него? Молиться Ему? Зарыдать о Нем и отойти в сторону, наблюдая, как неумолимо идет к финалу эта трагедия?

Можно помочь Ему нести крест. Он уже падал не раз под его тяжестью, и солдатам придется заставить кого-то помогать, чтобы Осужденный дошел до места казни, а не умер по дороге.

«Я много раз слышал об этом, но не думал, чтобы это было так страшно», — пронесется в голове случайного зрителя. Этот случайный зритель захочет быстрее уехать, вернуться в машину времени и исчезнуть отсюда. И потом дома, в привычной обстановке, он будет клясть себя за этот каприз, за это путешествие. Он постарается забыть то, что видел, потому что душа его ощутит, что жить по-старому после увиденного невозможно. Он захочет, по крайней мере, отвернуть лицо и бежать куда попало. Но, видно, таково свойство этого зрелища — оно делает свинцовыми ноги всех, кто его увидит, и не позволяет убегать, пока все не окончится.

Он так и будет стоять, а процессия с Осужденным будет медленно к нему приближаться. Когда всего несколько шагов будут отделять случайного зрителя от Того Человека, Приговоренный к смерти поднимет лицо и их взгляды встретятся. Кровь, заливающая лицо, не помешает Тому Человеку посмотреть в глаза случайного зрителя пристально и увидеть душу его до самого дна.

У них будет очень мало времени для этого диалога глазами. Скоро бич солдат, свистнув, опустится на избитую спину, и Человек продолжит движение. Но за эти несколько секунд произойдет все то, что должно произойти; все, ради чего нужны были бы такие путешествия, будь они возможны.

«Тебя избили так безжалостно, Господи», — скажет человеческое сердце, и Господь прочтет эти слова в глубине человеческих глаз. Это будут именно слова сердца, а не ума. Ум умолкнет, знания отлетят, опыт испарится. И только одно лишь сердце способно будет выговаривать то, что скрывалось в нем до этого часа.

«Тебе словно отомстили за то, что Ты исцелял, кормил и миловал. Если бы Ты был злым, Тебя бы били меньше. Таковы люди.

Но кто согрешил так тяжко, что Ты, невинный и праведный, должен так пострадать? Кто виноват в этом кошмаре? Как зовут его?»

Тут бич еще раз хлестнет Человека, и Он, поправив на плече тяжеленный крест, двинется дальше. До места распятия останется уже немного. И только еще одну фразу Он произнесет, проходя мимо замершего на месте зрителя: «Я иду умирать за тебя».

Эту фразу Он скажет немцу — по-немецки, японцу — по-японски и русскому — по-русски. А тысячи других слов, оставшись несказанными, сами зазвучат в голове очевидца.

Разве так тяжел грех мой? — Да.

Разве нельзя иначе спасти человека, не такой дорогой и ужасной ценой? — Нельзя.