Всё строили и храмы тоже. Притом, что храмы возводили не в первую очередь. Строили железные дороги, дворцы и замки, институты горной добычи, виноградарства и виноделия, заводы и пароходы. Огромное количество было построено церковных зданий. И никто же не думал, что всех возьмут и за некой ненадобностью в распыл пустят. За исторической ненадобностью.
Дали возможность спастись, по сути. Надо же понимать, что расстреливали разных людей. К одним дополняли меру святости, то есть, страданием дополняли меру уже наличной святости. А большинству давали возможность спастись. Если бы не эта ситуация, человек жил бы себе как жил, а инерция двигала бы его не в сторону святости. А так, последний критический шаг.
«— Ты за Христа, долгогривый, или против Христа?
— Я. однако, за Христа.
— Стреляйте, товарищ Лацис».
Если ты сам не хочешь освятить свою жизнь, то Бог тебя спасёт через что-нибудь очень неприятное.
Любящий нас Господь спасёт нас, я надеюсь. Если мы совсем не упрёмся, и от Него не откажемся, спасёт нас, но сделает это чередой очень неприятных событий. То есть, Он просто измелет нас в муку и выпечет хлеб чистый для Царствия Небесного из этой муки, которую буквально смелет на жерновах. Потому что сами мы ничего не делали, чтобы стать мукой из пшеницы Божией.
Может ли Церковь, представляющая 1,5-2% общества, задавать нравственные ориентиры всему обществу? Давать оценку актуальным событиям?
Легко! Капля море освящает. Можно посмотреть на научный мир, который, кстати, весь вышел из монастырских келий. Или на композиторов. Сколько нужно Шнитке или Бахов, чтобы в музыке произошла революция, чтобы дать тоновую настройку поколениям музыкантов? Один. Один человек нужен.
Закон жизни таков: Бог ищет одного человека, чтобы через него спасти всех. Он ищет Авраама, чтобы через него родить народ. Он ищет Давида, чтобы всем дать Псалтирь. Он ищет Владимира Великого, чтобы через него крестить Русь бедную и тёмную. Ищет Серафима Саровского, чтобы всем сказать новое слово о спасении. Он ищет Силуана Афонского, чтобы дать понять, как жить в конце времён. Он ищет одного, чтобы спасти всех. Поэтому много нас быть не должно. Но мы должны быть теми, кем должны быть. Самые большие враги Церкви — это ряженые. Это переодетые. Это те, кто составляет фон Церкви или её тень. Её массовку. Которые играют в Церковь шесть часов в день, а остальные восемнадцать часов в Церковь не играют.
Надо потрудиться, ради того, чтобы Церковь стала тем, чем она должна быть. Церковь прирастает живой кровью. Не потомственными христианами, не самоуверенными христианами, не теми, кто уверен о себе, что он хранитель там чего-то. Однако сел на сундук и не встаёт с него и не знает, что там находится. Церковь живёт живой кровью, и ей нужны живые души, которые должны услышать слово о Господе. Нужны Савлы, которые услышат о Господе от самого Господа, благодаря молитве Стефана. У блаженного Августина есть такая интересная мысль. Когда Стефана били камнями, он молился, чтобы Бог не поставил греха сего в вину убивавшим его. А юноша по имени Савл стерёг одежду убивавших. И вот Августин говорит, что если бы не молитва Стефана, то не нашёл бы, возможно, Савла Христос. То есть, сложными путями, не в простой прямой передаче обретаются души.
Значит, такие катаклизмы и трагедии должны повторяться, чтобы появлялись новые Павлы и Стефаны молились о них?
Возможно, да. Об этом страшно говорить, но, возможно, кому-то нужно пострадать, и не в тишине подземелья, а на людях. Для того чтобы кто-то видевший это стал новым Павлом и развернул жизнь нескольких народов в сторону Иисуса Христа.
Кровь мучеников — семя христианства?
Да. Всё у Бога в руках. Жизнь прошлая, по сути, не критично противоположна жизни современной. У Николая Сербского есть такая интересная мысль. Он говорит, что раньше человек писал гусиным пером, потом он писал авторучкой, затем на машинке. Но ведь это же всё не важно — всё равно он макает некое духовное перо в кровь своего сердца. Всё равно он пишет умом и сердцем. Всё равно ему нужен Бог и нужен огонь в груди. Это не важно, чем ты пишешь: пером, ручкой шариковой или чернильной или на клавиатуре стукаешь по клавишам. Внутренний процесс не меняется. Меняется антураж. То есть, человечество, в принципе, не поменялось. Обращение ко Христу такое же. Радость о Христе такая же. Радость о Христе в двадцать первом веке тождественна подлинной радости о Христе в первом веке.