Иногда даже можно слышать такую мысль — «да зачем там много знать, сколько там Евангелий, четыре или два, и как зовут евангелистов и какая последовательность Евангельской истории, и какие заповеди, и какие там были пророки, и что там сказал Господь и апостолы — а зачем это все знать? Живи, никому зла не делай, люби ближнего, да вроде и хватит». Но, в принципе, в этих словах есть правда. Если бы мы сказали, что в этих словах нет правды, то мы бы солгали.
Христос специально упростил всю ту громадную массу заповедей, а их в ветхозаветном законе 613. Не десять, а 613. Каждая заповедь обросла комментариями, так что это все превращается в тысячи предписаний. У каждой заповеди и предписания есть история исполнения, и за каждой заповедью и предписанием стоят авторитеты. Это превращается в миллионы рекомендаций. И это все надо изучать благочестивым евреям. А Христос говорит — не надо. Он говорит: первая заповедь в законе — слушай, Израиль, Господь Бог твой един и люби Господа Бога всем сердцем и всею душою, всем помышлением. И ближнего твоего, как самого себя — это вторая подобная первой (Мф. 32:37-39). То есть, Он большое сжимает в маленькое, которое не запомнить невозможно.
Человека благочестивого, но неученого можно соблазнить и обмануть. Человек ученый, но не благочестивый — это холодный свет, который светит, но не греет. Возле него не согреешься, но с ним и не заблудишься. А человек, который теплый, но темный — с ним согреешься, но можешь заблудиться. Революция, например, наша, в полный рост использовала православные интуиции всемирного братства, всемирного служения, самоотдачи. Две рубашки есть — одну отдай, кровь пролей за ближних своих ради будущих поколений. Это очень соблазнительные лозунги, паразитирующие на христианских идеалах. И этими лозунгами был соблазнен благочестивый, но невежественный народ. То есть, благочестие без грамотности опасно.
У нас огромное количество сект. Вы думаете, там самые худшие люди собираются? Нет. Там собираются лучшие люди. Там собираются люди, которые хотят изучать Священное Писание, которые веруют в Господа Иисуса Христа, которые любят Его и хотят для Него работать. Они просто получили пищу не из тех рук, их сбили с курса. Это третья категория людей — хороший, но невежественный.
И, наконец, четвертая категория. Это никто — «ни рыба ни мясо». Ни знаний, ни доброты. Таких людей сейчас большинство. Это люди, у которых нет ничего за душой. Никаких идеалов, никаких выстраданных мыслей, никакого жизненного опыта. У них даже на смертном одре не найдется двух слов для того, чтобы сказать их от сердца к сердцу. Была такая заповедь древних египетских монахов: «Слышишь, что умирает брат твой, беги к нему и лови последние слова из его уст». Потому что на смертном одре люди не лгут. Всю жизнь лгут, а на смертном одре не лгут. Плоть истончается, душа готова выйти, в это время уже не солжешь, не порисуешься и не покрасуешься.
Вся наша жизнь — это дрянь такая, дрянь самолюбования. Все красуются, любуются собою и делают вид, что снимаются в кино, у неизвестного режиссера. А там нет, там уже ложь закончилась. И вот древние монахи советуют: «Иди к умирающему, стой и слушай, что он тебе скажет». Потому что в этот момент человек тебе два слова скажет, и ты потом всю жизнь будешь жить этими двумя словами. Скажет, например: «верь в Господа», или «кайся всю жизнь за все свои грехи», или «никого не осуждай», или «не спи больше трех часов, молись всю жизнь». Что-нибудь такое, и это будут слова, которые будут тебя всю жизнь держать.
Трагедия бывает в том, что человек живет всю свою жизнь и потом приходит к концу, к порогу, и спрашиваешь его без какого-то там ёрничества, спрашиваешь от сердца к сердцу: «отец, скажи, что ты в жизни понял?». А он даже вопроса не понимает. Вот, спрашиваю мальчишку в школе тринадцатилетнего: ты в жизни уже понял что-то? Он говорит: да, мир несправедлив. О, это в сердечке болит у человека. Уже где-то его обидели. Взрослого человека спросишь: ты что понял в жизни? Да, я понял, что я мог сто раз умереть, а до сих пор живу, Господь держит, видно я еще что-то должен сделать. Этот человек что-то проанализировал, что-то почувствовал. Но таких людей немного.
Спросишь старика, одной ногой стоящего уже в могиле — «деда, что ты понял, поделись». А он тебе ответит: «мне, сыночек, сейчас восемьдесят два, а когда мне было девятнадцать, на углу этой и этой улицы такое пиво продавали.». Да, безумная старость так же отвратительна, как развратное детство. Малолетние проститутки — это такая же гадость как глупые старики. Когда человек доживает до старости и ничего не понимает, не может ничего никому передать. Что тогда с молодых взять? Откуда у них появится опыт?
И все эти категории составляют народ Божий, ни одну нельзя выбросить. Протестанты говорят:
«Мы — церковь святых». Если мы тебя вчера видели с сигаретой на улице, то ты смотри, бросай. Если не бросишь через неделю, мы тебя исключим из церкви. Церковь должна быть святая.