— Поднимая эти вопросы, мы выходим на совершенно другой уровень. Эта страна нужна или нет? Если нужна, то как что? Как территория бунта? Казатчина? Нам всегда внедряли в сознание идеал казатчины. Но в этой ситуации казатчина — это то самое слово из четырех букв, которое запрещает нам вход в Евросоюз и вообще куда-либо. Какая Европа, если наш идеал — хаотично собранные люди, вооружающие себя дубинами или вырванными из брусчатки камнями? Мы бьем ментов, менты бьют нас, и мы в итоге окунаемся вообще непонятно во что. А если мы страна, претендующая на демократические ценности, развитие высоких технологий, добычу сланцевого газа и т. д., тогда нужно искать другие пути.
— Страна по факту уже есть.
— Значит, должны быть лидеры, которые смогут нормально сформулировать требования и организовать этот протест. Если мы остаемся бунтующими казаками, значит мы не в Европе.
Европа казаков не потерпит. Это не значит, что кто-то оправдывает власть. Оправдывать власть можно только не имея совести.
— Так молчаливое согласие и есть оправдывание власти. Разве не так? Если власть избивает своих граждан.
— Любая власть избивает своих граждан. И в Европе может быть даже больше, чем где бы то ни было. В Германии, Франции, Америке, Австралии — везде и очень жестоко. И палками бьют, и собаками грызут. Но нужно искать законные пути выхода из сложившегося хаоса. У нас весь гнилой политикум — и власть, и оппозиция.
— Вопрос не в том, кто вместо. Вопрос в народовластии. Люди добиваются отставки человека, отдающего преступные приказы избивать собственных граждан. Важен сам принцип народовластия. Любой, кто придет на место Януковича, будет понимать, что ему с рук не сойдет такое жестокое обращение с людьми. В этом смысл протеста — к примеру, для меня и моих друзей, с которыми я ходил на майдан.
— Такой анархизм меня вообще не веселит. Потому что у нас демократия не прямая, а парламентская, представительская. Тогда нужно рушить все основы нашего государства. Но у меня никогда не было представителей во власти — за все 20 лет независимости этого государства.
Это не значит, что я должен ходить на майдан и орать. Я туда не пойду и детей не пущу, потому что это бесполезно. Я никого не благословляю ходить на майдан. Потому что не верю, что миллион людей с ограниченными мыслями родят хорошее решение просто в силу количественного большинства. Тут снова возникает вопрос к гражданам этой страны — вы хотите в Европу или вы хотите построить коммунизм в отдельно взятой стране? На одном и том же майдане собраны те, кто просто хочет в Европу, те, кто не хотят, третьи — чего-то еще. Но их объединяет одно — они все против власти. А протестные настроения не плодят креатива.
Большая проблема и в том, что мы как христиане не выразили согласованной позиции в отношении Европы — что именно мы принимаем, а что терпим, а что проклинаем.
— Но эта политика невмешательства больше похожа на отказ дать внятную церковную оценку происходящему.
— Хорошо, если мы говорим о Церкви, то тут нужно признать, что кризис в обществе коснулся и нас. Почему мы говорим о невмешательстве? Потому что у нас нет паствы. Миллионы крещеных нами граждан этой страны не слушают нас, потому что Церковь и священники для них — не авторитет. В этой ситуации вы вынуждены говорить в стиле «сиди тихо и не дергайся». Нужно исправлять ситуацию, нужно говорить не то, что люди хотят слышать, а то, что они должны слышать.
Если мы посмотрим на современную историю Украины, то увидим, что Церковь еще никогда не принимала участия в формировании гражданского общества, никогда не формулировала смыслы бытия для общества и правильное отношение к реальности. И сегодня нам ставится задача — пора. А мы слушаем радио, смотрим телевизор, а там говорят: они не будут выступать против бандитов, потому что бандиты подарили им Мерседес. Значит, пора пересесть на машины дешевле и дистанцироваться от дружбы с политическими силами. Чтобы быть над схваткой и управлять ею, необходимо быть равно удаленным от всех участников конфликта.