Самая дикая идея уже принимается в обществе за истину или хотя бы – рабочую гипотезу. Любая ложь не вызывает ни умственного сомнения, ни нравственного отторжения. Мысленная картина мира населяется уже не лошадями. Нет. Лошади красивы и благородны. На них может воссесть святой Георгий или святой Димитрий. Мысленная картинка мира населяется уже больными грезами, болотными испарениями и ночными кошмарами. Это цена безблагодатности.
Можно смело, ради ясности изложения, заменять слово «духовность» словом «благодатность». Ибо иной скажет: «Раз я балет люблю, то я человек духовный». Но «Я человек благодатный» он о себе из-за балета не скажет. Количество словесных подмен уменьшится.
Итак, за жизнь без благодати мы платим испорченной картиной мира. Пленяющие нас миражи и оставленные нами без внимания великие вещи – тоже следствие этой платы. Длиться до бесконечности подобная ситуация не может. Это рано или поздно очень плохо закончится. А чтоб было иначе, нужно, как говорит бывшей «лошади» преподобный Макарий, не оставлять церковной молитвы и не лишать себя Святого Причащения по маловажным предлогам. Вопрос частоты пусть решается отдельно, но «мультики» врага обязаны без следа таять в воздухе.
«Ангелу Лаодикийской Церкви напиши» (24 октября 2014г.)
Мы подошли к последнему из семи Господских слов, обращенных к Церквам Азии. Знаменательно, что именует Себя Христос в этом последнем слове тем именем, которым и мы обычно завершаем молитвы. «Так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия» (Откр. 3: 14). При всей привычности к этому слову и частом его употреблении, Аминь есть имя Божие и требует соответственного к себе отношения. Оно запечатывает царской печатью все обетования Божии, так как «Сын Божий, Иисус Христос, проповеданный у вас… не был “да” и “нет”; но в Нем было “да”… Все обетования Божии в Нем “да” и в Нем “аминь”» (2 Кор. 1: 19–20).
В предыдущих шести словах многие далеко не везде могли найти и узнать себя. Не всем дано терпеть гонения или обращать иудеев, не все способны распознать современную Иезавель или Валаама. Названные победы и поражения Церквей не в каждой душе могли найти отклик и понимание. А ведь Писание есть зеркало, в котором каждый ищет увидеть природные черты свои (см.: Иак. 1: 22–24). Но вот в словах Христа к Ангелу Церкви Лаодикии многие найдут себя без труда, хотя и не обрадуются этому. Иные, быть может, вздрогнут, как от прикосновения к нерву, услышав эти строгие слова обличения как себя самого, так и целых общин, а может, и целой эпохи. «Ты ни холоден, ни горяч», – вот первые слова обличения, и мы узнаем в них черты распространившегося безразличия.
Поверхностность в суждениях, неспособность надолго увлечься каким-то хорошим делом, ранняя усталость от жизни, апатичность стали приметами эпохи. Избыток ли информации изнуряет людей, обилие бытовых удобств вкупе с невыносимой суетой ли нас убивают, не важно. Важно, что в отношении веры и нравственности мы более, чем кто другой, рискуем оказаться «никакими». И если слова эти относятся и к христианам тоже, то беда. Для Христа, пришедшего огонь низвести на землю, и для Духа Святого, сошедшего на апостолов в виде огненных языков, даже холодный лучше теплого. «О, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3: 15–16). Теплота растаявшего масла, потекшей сладости, что-то съестное и потерявшее вид и вкус мыслится при словах о такой неприятной теплоте. У римлян о людях противных и никудышних говорили: «Это дважды сваренная капуста». И Господь именно грозит выплюнуть (по-славянски: «изблевати») такового.
В чем же причина такой неприязни? Гордость. «Бог гордым противится», – говорит апостол Иаков. В Откровении же Господь уже не столько противится, сколько гнушается самохвалами из числа Своих учеников. «Ты говоришь: “я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды”; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3: 17). Как это удивительно и как узнаваемо. Святые люди, словно тяжелые корабли, нагруженные духовным добром, смиряются. А люди пустые, легковесные, в добре нетвердые, относящиеся к разряду «ни то ни се», гордятся так, будто взяли в плен Наполеона. Вот и портрет Ангела Лаодикии таков. Он тепл, то есть противен Христу, к тому же он жалок, слеп, нищ, наг. Но сам о себе он говорит (главным образом это внутренние речи, слова сердца): я разбогател и ни в чем не имею нужды. Так поднимает к небу ветви бесплодное дерево, и, наоборот, склоняется к земле, смиряется дерево, отягченное плодами.