От воина требуется много специальных знаний и мужество. По крайней мере – много специальных знаний и выносливость с самообладанием. Следовательно, нам учиться и тренироваться надо. От доктора тоже требуется много специальных знаний и большая любовь. По крайней мере – много специальных знаний и много терпеливого человеколюбия, снисхождения, если угодно. В обоих случаях это особые профессиональные требования и высокие моральные ожидания. Между строк читаем: учитесь и тренируйтесь, пастыри, упражняйтесь и усиливайтесь трудиться. Всем при этих словах хорошо, только одному священнику страшно.
А с кем сравнивают священников те, кто их не очень любит? С «продавцами религиозных услуг» и обманщиками. Вот это, спрашивают, сколько стоит, а это – сколько? В ответ слышат: это стоит столько, а больше меня ни о чем не спрашивайте. Это тоже очень понятно, потому что эпоха весьма материалистична. У одного из всадников Апокалипсиса есть даже мера в руке, и сказано: «Хиникс пшеницы за динарий». То есть всё подсчитано, и именно в таком мире точных подсчетов мы живем. Было бы глупо делать вид, что это не так.
И уж совсем не поймешь, с кем сравнивают нашего брата те, кто нас совсем не любит. Даже очень не любит. Эти истощаются в злословии и готовы, в целом историю не любя, приписать нам к осуждению и Галилея, и инквизицию, и Иудин ящик. Короче – всё плохое вообще. Никуда не деться. Потерпим.
Но с кем сравниваем себя самих мы сами? Что у нас по части самоидентификации? Кто мы: «работники культа» или «соль земли»? Дармоеды или хребет нации? Солдаты и доктора или скорее продавцы и психологи? А может, все-таки хранители нравственного кода и исторических смыслов? Предлагаю на эту тему послушать Иезекииля. По его Духом осоленному мнению, мы – стражи Дома Господня, люди, стоящие в дозоре. Теперь время дать слово самому пророку:
«И было ко мне слово Господне: сын человеческий! изреки слово к сынам народа твоего и скажи им: если Я на какую-либо землю наведу меч, и народ той земли возьмет из среды себя человека и поставит его у себя стражем; и он, увидев меч, идущий на землю, затрубит в трубу и предостережет народ; и если кто будет слушать голос трубы, но не остережет себя, – то, когда меч придет и захватит его, кровь его будет на его голове. Голос трубы он слышал, но не остерег себя, кровь его на нем будет; а кто остерегся, тот спас жизнь свою. Если же страж видел идущий меч и не затрубил в трубу, и народ не был предостережен, – то, когда придет меч и отнимет у кого из них жизнь, сей схвачен будет за грех свой, но кровь его взыщу от руки стража» (Иез. 33: 1–6).
Надеюсь, читатель осилил длинную цитату из непростого автора. Стоило осилить. Уж больно важен смысл. Если некий сторож святынь кричит: «Осторожно! Враг рядом! Вот этих мыслей бойтесь и вот эти разговоры тушите спешно!», то стоит прислушаться. Не послушаетесь – меч наестся вашим мясом, а сторож спасет душу свою. Он кричал и трубил, но слушающие были легкомысленны. Если же он не трубил, не кричал и вообще вел себя как неверующий, то кровь-таки прольется и меч врага будет сыт. Причем погибший погибнет «за грех свой». Но взыщет Господь жуткий долг с онемевшего не ко времени пастыря. Что же получается? Получается нечто очень страшное, живое и интересное.
Получается, что пастырю кричать надо в любом случае. Кричать надо хотя бы в видах спасения своей души. Хочешь спастись – не смей молчать. Слушают его или нет – даже не важно для него самого. Он исполняет заповедь. Услышат – спасутся. Не услышат, не захотят, то есть, слушать, – погибнут, но сам трубач спасется. Мы, те, кто говорит к народу, болезненно переживаем пренебрежение нашим словом. Ты годами кричишь, молишь, просишь, язык о собственные зубы стираешь в кровь, видя приближение врага, а народ не чешется. Ну что ж. Так тому и быть. Видя со временем пепелище, поплачь, затем вытри слезы и живи дальше – ты спас душу свою. Самый лучший вариант, вестимо, когда ты кричишь – и все слышат. Слышат и действуют. Но этот вариант редок.