Статьи и воспоминания

Народная песня... Мне удалось побывать во многих странах, и, знакомясь с той или иной страной, с жизнью и культурой ее народа, я всегда стремлюсь как можно лучше и ближе узнать не только творческие достижения ее композиторов, но и народное искусство — песню, инструментальную музыку, танец. Живя в Советском Союзе, стране, объединяющей свыше ста различных народностей, я пытаюсь по мере сил приобщаться к истокам национального искусства этих народов. Разумеется, мои представления о народной музыке, мое понимание ее внутренних законов и особенностей глубже всего проявляются в отношении музыки моего народа, музыки, впитанной мной, что называется, с молоком матери. Задумываясь о часто обсуждаемой у наc и на Западе проблеме народности искусства, я, естественно, опираюсь прежде всего на свой композиторский опыт. А опыт этот вновь и вновь напоминает мне, сколь многим я обязан родной армянской национальной музыкальной культуре, так же как и музыкальной культуре других народов Закавказья, среди которых провел детство и юность.

Композитор — законный наследник всего духовного богатства своего народа, всех накопленных им музыкальных сокровищ. И не только наследник, но и хозяин, владеющий привилегией щедрой рукой черпать из этого могучего потока народных мелодий, ритмов, инструментальных красок, рассматривая их как драгоценный художественный материал для рождения своих образов, связанных с современностью.

Я упомянул здесь о современности образного мышления композитора для того, чтобы сразу же внести ясность в вопрос об опасности известной архаизации музыкального языка, опирающегося на интонационно-ритмический материал народной музыки.

Хотя я и не отрицаю метод цитирования подлинных народных мелодий для достижения определенных художественных задач (мы знаем, с каким блеском этот метод использовали в некоторых своих сочинениях русские и зарубежные композиторы-классики), мне все же дороже принцип смелого претворения элементов народной музыки в свободно, по воле художника развивающемся сочинении. Конечно, проблема эта должна решаться каждый раз по-новому, без всякой предвзятости, в зависимости от художественного замысла, темы, жанра, формы сочинения.

В моей творческой практике я не раз стоял перед задачей интонационного и ритмического переосмысления народных мелодий. В ранней «Танцевальной сюите» использованы несколько фольклорных армянских и узбекских мелодий, которые я развивал, наслаивая на них новые мотивные образования, придавая им новые ритмические контуры, соединяя их с темами, сочиненными мною. Не берусь судить, в какой мере мне удалось симфонизировать этот материал, то есть подчинить его принципу контрастного, диалектического развития материала. Но такова была моя цель.

Другой пример, также из моего творческого опыта, — основная тема второй, медленной части Фортепианного концерта. Эта лирическая песенная тема сочинена мною на основе коренной модификации популярной песенной мелодии, слышанной когда-то в детстве на улицах Тбилиси. Песенка эта — довольно легковесная по характеру — знакома каждому жителю Закавказья.

Положив эту мелодию в основу центральной части Фортепианного концерта, я, очевидно, рисковал тем, что будущие критики моего произведения, узнав первоисточник, подвергнут меня, молодого композитора, разносу за «дерзость». Однако в процессе сочинения я так далеко отошел от первоначального образа, столь решительно переосмыслил его внутреннее содержание и характер, что даже грузинские и армянские музыканты не услышали в этой теме ее народной первоосновы. Между тем простейший анализ указывает на интонационную общность этих двух мелодий.

Разумеется, это не единственный метод освоения национальной мелодики. В подавляющем большинстве произведений я создавал тематический материал без каких-либо заимствований из фольклорных источников. И все же (в этом, очевидно, сказывается особенность моего «музыкального характера») сочинения мои обладают ясно выраженной национальной окраской, несмотря на отсутствие народно-песенного тематизма или хотя бы намеков на него.

В поисках новых ладогармонических и колористических средств я не раз исходил из слухового представления о звучании народных инструментов Закавказья с их характерным строем и вытекающей отсюда шкалой обертонов. Я очень люблю, например, звучание тара, из которого народные виртуозы умеют извлекать удивительно красивые и волнующие меня гармонии. В них есть своя художественная закономерность, свой глубокий, еще далеко не раскрытый исследователями восточной музыки смысл.