Статьи и воспоминания

Много лет назад президент Академии наук Сергей Иванович Вавилов баллотировался в депутаты Верховного Совета СССР и должен был встретиться с избирателями. Областная филармония устраивала концертную часть этого вечера, который проводился в огромном лекционном зале какого-то института. Мне позвонили и сказали: «Арам Ильич, мы даем в честь Вавилова концерт и просим Вас продирижировать оркестром. Леонид Коган будет играть вторую часть Вашего Скрипичного концерта, и еще надо исполнить три танца из „Гаянэ”». Это было совершенно неожиданно, я стал отказываться. Но меня долго уговаривали: «Вы хотя бы приходите на репетицию. Оркестр отрепетировал, все сделано, и даже если Вы будете дирижировать наоборот, музыканты все равно будут играть правильно». Уговорили. Я пришел на репетицию, вспоминая, как на уроках сольфеджио нас учили: четыре четверти — взмах вниз, потом налево, потом направо, потом наверх; на три четверти — вниз, потом направо, потом наверх, рисуешь треугольник. Вот по этому принципу я и стал дирижировать на репетиции, а вечером надо выступать. Весь день волновался: как буду стоять на подиуме, что буду делать, куда девать руки, ноги? Все прошло хорошо, был даже большой успех. Ко мне за кулисы заходил Вавилов, поздравлял, благодарил.

Вот с этого-то весеннего дня я и был отравлен дирижированием. Уже летом у меня было девять концертов на разных открытых площадках в Москве. Газеты публиковали солидные рецензии; но потом, когда я стал дирижировать гораздо лучше, писать перестали...

Вы спрашиваете, почему я дирижирую. Прежде всего потому, что считаю это полезным для композитора, и даже советую всем своим коллегам заняться дирижированием. Ведь композитор по роду своей деятельности и образу жизни обычно человек кабинетный. Сочиняет, сидя за письменным столом, в редких случаях придет на премьеру, послушает свое произведение, поклонится и уйдет. А тут он сразу входит в гущу живой музыки.

Вероятно, я некоторые свои сочинения изложил бы несколько иначе, удобнее, если бы в пору их создания занимался дирижированием... Я вспоминаю разговор с одним моим другом — композитором. Он мне сказал как-то: «Завидую тебе: ты дирижируешь, а я нет. А вот скажи: ты дирижируешь или машешь?» Я говорю: «Машу, машу...» «А скажи — продолжал он, — как ты разговариваешь с артистами оркестра? Мне вспоминается, как один дирижер остановил оркестр, обратился к кларнетисту и сказал: «Дорогой друг, вы не так играете свое соло; здесь, знаете ли, шелест леса, вокруг облака плывут, герой встречает героиню — это такая идиллическая картина...» И долго в таком духе рассказывал. А кларнетист смотрел на дирижера, вытаращив глаза, и, когда тот кончил, спросил: «Так, значит, маэстро, mezzo forte?» Скажи, — добавил мой друг, — ты тоже так разговариваешь с оркестрантами?» Я ответил: «Вот уж извини. Насчет того, что машу, так это уж ладно. Но разговариваю я на профессиональном языке: говорю, какой частью смычка играть, какими приемами и штрихами, и даже показываю, какая аппликатура должна быть у медных духовых, потому что сам когда-то играл».

Мне кажется, что не случайно меня потянуло дирижировать, что от рождения во мне была заложена потребность к исполнительству, тяга к артистической деятельности, и это нашло выход в дирижировании. Мне довелось выступать с лучшими симфоническими коллективами Европы и Америки, встречаться с многотысячными аудиториями. Каждая такая встреча приносит огромную радость и профессиональную пользу. Я счастлив, что музыка позволяет мне находить общий язык с моими коллегами-оркестрантами и со слушателями. Я продолжаю дирижировать с большим удовольствием.

«Музыкальная жизнь», 1970, № 3

Шестое чувство

Творчество — это состояние. Сравнить его нельзя ни с чем. Это величайшее наслаждение — нравственное и физическое. Полная обнаженность мысли и чувства. И изнурительный труд... Присутствовать при этом не должен никто.

Оркестр — любовь моя! В нем заложены могучие возможности. Это организм, который может выразить грандиозную амплитуду чувств и эмоций.

Музыку можно рисовать. Если музыка образная, выпуклая, ясная и вдохновенная, контрастная — она сама рассказывает о сюжете, о мыслях...

Почему я дирижирую только свое?.. Не думаю, что Бетховена или Чайковского я смог бы исполнить лучше, чем другие дирижеры. А свое исполняю так, как слышу, и от раза к разу открываю даже в давнишнем произведении что-то новое...

Выступил. Удачно. И заболел болезнью дирижирования. За лето дал девять концертов.

Оркестр должен быть хорошим, как хороший инструмент. Настоящего музыканта нельзя заставить работать. Его можно только увлечь.

Да, увлечь. И установить такой взаимный контакт, когда я могу — а я должен это сделать — подчинить их всех вместе и каждого в отдельности своей художнической воле... Они тоже хотят меня понять, почувствовать, разгадать... Они хотят и ждут от меня движения вперед, инициативы в музыкальном сказе.