Статьи из газеты «Известия»

Знаменитая, произнесенная 31 декабря 1999 года фраза Бориса Ельцина «Я ухожу», конечно, с толстовским уходом несопоставима. И речь не только о масштабе (с масштабом разберется история, и она, думаю, к Ельцину будет мягче, чем современники), а о векторе: Толстой бежал из семьи — Ельцин уходил в затвор, в барвихинскую внутреннюю эмиграцию, похожую отчасти на ссылку. Однако по главному признаку эти решения схожи: в обоих случаях это отказ от миссии, признание недостаточности своих усилий, смена роли — и смена эпохи. Толстой чувствовал наступление эпохи, которая будет прислушиваться к совершенно иным голосам и лидерам, менее всего духовным; Ельцин чувствовал, что его историческая роль закончилась вместе с девяностыми годами. Можно любить или не любить это новое время, но достойный выход один: не участвовать в нем. В каком-то смысле уход — это именно сознание бессилия: прежние рычаги не работают, и надо отдавать их в новые руки. Правда, Толстой, слава богу, не назначил преемника. Но следующий духовный вождь был уже на подходе — и тоже относился к предшественнику весьма лояльно, даже с преклонением: не зря статья «Лев Толстой как зеркало русской революции» не раз печаталась в качестве предисловия к толстовским сочинениям и служила методологическим компасом при сочинении биографий.

Уход — не просто завершение карьеры. Это и признание, что ничего больше нельзя сделать. И в этом смысле отсутствие громких художественных новинок, бегство современной русской прозы в историю или фантастику, в глубокое прошлое или далекое будущее, а то и во вневременные абстракции — такая же достойная, но несомненная капитуляция, как уход Толстого или Ельцина, при всем их несходстве. Если ничего больше не можешь сделать с этой страной, ее народом и ее читателем, интересующимся сегодня главным образом личной жизнью писателя или его телепрограммой — надо уходить либо в себя, либо в религию, либо в эзотерику. А с реальностью пусть работают те, кому нравится писать женские детективы или книги о похудании.

Обо всем этом я размышлял в шашлычной палатке ООО «Прайд», раскинувшейся ровно напротив ММКВЯ. Эта палатка стала притчей во языцех среди участников ярмарки: шампур плохого шашлыка — три порции — стоил там полторы тысячи рублей, но это бы ладно. К нему прилагались капля кетчупа (190 руб.), порция салата (250 руб.) и лаваш (100 руб.). Отказаться от кетчупа, салата или лаваша было никак невозможно. В ответ на все вопросы о такой дороговизне девушки-продавщицы жаловались на стоимость аренды. Работали они по принципу злого и доброго следователя: одна глядела виновато, другая нагло. «Вот поставлю за кетчуп десять тысяч и будете платить. У нас свобода!» То есть у них свобода. «Мы начальство позовем», — пообещали они угрожающе. «Я этого и прошу», — сказал я. Начальство не приехало. Час не ехало, полтора не ехало, а потом я должен был идти на «круглый стол» «Как российской литературе завоевать западного читателя». И я ушел. Потому что уход — это единственный доступный нам радикальный художественный жест, когда сделать ничего нельзя.

А если вам покажется, что Толстой, Ельцин и шашлык по две тысячи рублей порция — вещи несопоставимые, то креститесь, вот и все, что я могу посоветовать. В мире все взаимосвязано. «Я ем хурму, а рот вяжет у медника в Тибете», как гласит эпиграф к новой книге Михаила Веллера «Человек в системе», представленной на выставке и написанной примерно про то же самое, только красивей и злей, чем умею я.

7 сентября 2010 года

Кристианская страна

15 сентября этого года просвещенный мир отметит 120-летие со дня рождения Агаты Кристи — писательницы, положившей жизнь на то, чтобы реанимировать детективный жанр и поставить его на службу высокой морали. Хороший детектив вообще не пишется из желания потешить читателя: это единственный жанр, который является не основным, а побочным продуктом. Невозможно написать увлекательную историю, имея в виду чистую увлекательность, — надо, чтобы увлечен был сам автор, поскольку ему-то отлично известно, кто убил или спер, и имитировать загадочность он способен только в том случае, если ищет что-то более серьезное, нежели разгадку криминальной истории. Хорош не тот детектив, где читатель вместе с героем ищет очередного Карла или кораллы, а тот, где автор ищет смысл.