Потому большинство российских персонажей, вознесенных на верха, не имеют ни сколько-нибудь внятной программы действий, ни навыка приличного поведения, и в девяти случаях из десяти перед нами чисто хлестаковское поведение - забвение всех норм, бешеное хвастовство, идиотские прожекты и самозабвенное вранье. Редкий российский чиновник, попавший в случай, не заводит себе тридцать пять тысяч одних курьеров, не начинает хапать в титанических масштабах и не предается самому беспардонному лабардану - просто потому, что больше ему делать нечего; большинство местных карьер сделано по самому хлестаковскому сценарию - и потому почти все наши первые лица немедленно заказывают себе политическую философию и всегда находятся желающие им ее сочинить. Собственная же их философия чаще всего одна: это та ночная мысль, которую неотступно думают все они, просыпаясь иногда с похмелья после очередного лабардана: «Что ж я вру… Я и позабыл, что живу в бельэтаже…»
Но совершенно прогнать эту память нельзя - и потому третий угаданный Гоголем механизм местной жизни состоит в неотступном и всеобщем, гипнотизирующем и парализующем страхе окончательной расплаты. Всем есть за что бояться, все виноваты, каждый занимает не свое место, и потому решительно вся Россия - от Хлестаковых до Городничих, от Осипов до унтер-офицерских вдов - ждет единственного момента истины. Вот сейчас мы играем эту комедию, одни изображают градоуправление, другие - ревизию, но распахнется дверь, и слуга известит нас о приходе последнего и абсолютного Ревизора. Он придет, не может не прийти. Смысл нашей жизни - его ожидание. И будет немая сцена.
А потом все то же самое.
У Фрейда на кушетке
Зигмунд Фрейд, чье 155-летие весь мир отметит 6 мая, посторонился и пропустил в кабинет новую пациентку. Все-таки его не зря предупреждали, что она очень большая. Еще и на кушетке не поместится, подумал он с тревогой. Но она поместилась - за последнее время ее масштаб несколько поджался.
- Расслабьтесь, не смотрите на меня и отвечайте как можно откровеннее,- произнес он обычные слова, с которых всегда начинал прием.- Что вас беспокоит?
- Много всего, доктор,- отвечала пациентка, тревожно ворочаясь.- Сны мучают, например.
- Сновидения? - оживился Фрейд.- Очень интересно. Что же вам снится?
- Ну… - Она явно стеснялась.- Неприлично всяко.
- Не смущайтесь,- подбодрил психоаналитик.
- Ну, что будто бы меня это, и я от этого становлюсь очень великая, и сама всех это,- выговорила она наконец, краснея от смущения и удовольствия.- Как сказать… я хорошо себя чувствую, только когда меня это.
- Но это обычное женское сновидение,- разочарованно заметил Фрейд.
- Нет, доктор, вы не скажите!- Она не желала признавать своей обычности.- Во сне меня это - и я такая великая! А просыпаюсь,- чуть не плакала она,- и ничего, ничего… А еще, доктор, мне снится, что я детей своих это.
- Есть дети? - заинтересованно спросил Фрейд.- Много?
- Ой, много,- махнула она рукой,- больше, чем надо. Куда мне стока? Плодятся и плодятся, ползают и ползают. И будто во сне я их это, а они крепчают! Просыпаюсь - а они разбежалися все.
- Куда разбежалися? - не понял психолог.
- Да кто куда,- безразлично ответила она,- кто в Париж, кто в Штаты… Сволочи неблагодарные. Я их это, а они бегуть…
Фрейд что-то записал в книжечке.
- Скажите,- спросил он осторожно,- вот эта связь между «это» и величием… она давно образовалась в вашем сознании?
- Всегда так было,- пожала она плечами.- У вас разве не так?
- У нас по-разному,- уклончиво ответил Фрейд.- Ну-с, что еще волнует?
- Выбрать не могу,- отвечала она сокрушенно.- В последнее время вообще разучилась. Раньше хоть как-то могла, а теперь даже из двух трудно.
- В каком смысле? - не понял венский специалист.
- Ну вот… - Она затруднилась с ответом.- Как если бы двое, так? А я и не знаю, которого надо. Они мне оба вроде как без надобности, а вместе с тем я жить без них не могу. И вот смотрю: который? И не могу. Я уж их спрашиваю: робяты, вы скажите, кто из вас-то? А они говорят: не беспокойтесь, мы решим.
- Ага,- важно сказал Фрейд.- В таких ситуациях мы обычно рекомендуем попробовать третьего…
- Это никак!- замахала она руками.- Это ни под каким видом! Вы что, доктор, вы эти гадости другим предлагайте, а я девушка честная. Я из двух-то с трудом…
- Ладно,- согласился врач.- На что еще жалуетесь?
- Я никогда не жалуюсь,- возразила она с достоинством,- еще чего! Я великая, доктор, вы как со мной разговариваете вообще! Я лежу отсюда и досюда, а вы - «жалуетесь»! Это вы жалуетесь, а я горжуся! Я думала, вы приличный человек, а вы, кажется, из этих…
- Из этих,- печально подтвердил Фрейд.- Хотите поговорить об этом?