Статьи из газеты «Известия»

Как я буду отмечать ее день рождения? Да примерно так же, как и вы: с утра дам три урока литературы детям, не очень понимающим, кому и зачем нужна литература. Потом поеду собирать гору никому не нужных справок для никому не нужной формальности, буду два часа стоять в пробке среди спального района. Понятное дело, на дороге и в очередной бессмысленной конторе мне несколько раз нахамят. Потом поеду делать интервью со скучным и лживым человеком, потом проведу на радио несколько эфиров с невыносимо самовлюбленными певичками, навязанными пиар-службой, потом буду писать колонку в деловой журнал, который никто не читает, но в котором платят ― именно за то, что не читают. Такая же форма откупа, как взятка гаишнику. И ближе к ночи, может быть, у меня будет полчаса написать что-то свое ― те полчаса, для обеспечения которых я и проживаю остальной день; и у меня не будет ровно никакого стимула ― ни морального, ни материального ― писать то единственное, что и станет в конце концов оправданием моей жизни среди ее тотальной бессмыслицы в стране, где никому ничего не надо.

И когда меня спрашивают, что, собственно, делать в этой стране, где действительно никто давно не нужен,― я вспоминаю Эмили Дикинсон и отвечаю: вот это. Только это. Ничего другого, в сущности, нет.

10 декабря 2010 года

Национал-фанатизм

Вчера мы крупно и близко увидели лицо эпохи, которую называют нулевой. От каждого десятилетия остается свой образ ― тридцатые, например, были куда как неоднозначны, от них остались ГУЛАГ, Дом на набережной, «Рабочий и колхозница». С сороковыми-роковыми все понятно. От девяностых, при всех их надеждах, остался ларек с паленым «Ройялом», браток и черный Белый дом, накладывающийся на выжженную площадь Минутка с силуэтами горелых танков. А нулевые окончательно оформились в 2010-м: символ державной мощи ― Манежная площадь, Александровский сад,― и толпа то ли нацистов, то ли фанатов, то ли национал-фанатов, скандирующих «Бать Кавказ».

Вот что бывает со страной, в которой годами искореняется все нерентабельное, а потом ― все нестандартное, называемое для блезиру неформатным. Вот что получается с обществом, в котором власть одной рукой распихивает прибыли по западным банкам, а другой поглаживает наших верных ребят, нашистов или байкеров. Вот что бывает там, где целенаправленно искореняется культура (неудобная по обоим признакам ― нерентабельная и неформатная), зато насаждается быдловатая гордость поднявшихся с колен. Гордость эта существовала в двух вариантах: элитном и пролетарском. Элитный был гламурный, рублево-успенский, тусово-куршевельский, а был еще пролетарский ― весь такой патриотичный, такой спортивный. Иногда, по случаю заполучения нами очередного спортивного мероприятия, они объединялись.

После взрывов на Черкизовском рынке «Известия» опубликовали мою колонку «Необыкновенный фашизм», в которой я недоумевал: отчего бы это сегодня, вопреки всем базовым теориям, в России процвел самый пещерный национализм с террористическими методами и широкой социальной базой? Вроде и экономических предпосылок нет, и свобода слова номинально кое-где сохранилась, и Кавказ вроде замирен. А он цветет себе. Тогда власть очень обиделась, появилось несколько отповедей безвестных журналистов под странными фамилиями ― что-то вроде «Петров»…

Сегодня уже ясно: фашизм приходит туда, где истребляются культура и мысль, где власть обслуживает себя и крышует своих, где нет мысли и соответственно будущего. Ведь люди, которые вчера громили станцию метро «Охотный Ряд» и Манежную площадь,― это именно окраинная молодежь, у которой будущего нет. Нынешней власти они нужны только для одного: показывать их время от времени, выпуская на площади, прямо попустительствуя ― и приговаривая: видели, видели? Смотрите, что будет, если не мы. Смотрите, от кого мы вас ограждаем. Вот она, реальная площадная политика. И так далее.

Но теперь, слава богу, не 1907 год, и никакой гершензон уже не станет благословлять власть, «штыками своими охраняющую нас от народа». Все уже поняли, что эта власть их для нас и растит ― вот этих самых, от кого якобы охраняет. И не важно, что в душе она надеется удержать их потом в узде. Опыт показывает, что удержать в узде такую силу не удавалось еще никому. Фашизм всегда начинается с попустительства тех, кто надеется им попользоваться, с тех, кто перенимает его язык и интонации, дружит с байкерами и поощряет наших славных мальчиков, любящих спорт. Кушают потом без разбора ― и тех, кто сопротивлялся, и тех, кто попустительствовал, и тех, кто помалкивал.