Статьи из журнала «Эхо планеты»

Третий мой аргумент связан именно с этим. Опыт показывает, что Россия способна только на великие дела и только в условиях аврала. Не думаю, что это порок ― это особенность национальной психологии: нам трудно всё рутинное и приятно всё неразрешимое. Напомню великую формулу Жоэля Лотье, шахматиста и бизнесмена: «На трудное дело зовите китайца, на невозможное ― русского». Ещё точней сформулировал Виталий Найшуль: «Русский характер сводится к тому, что, если какая-то вещь должна быть сделана, она будет сделана любой ценой. Но если она может быть не сделана, её не сделают ни при каких обстоятельствах».

Минуты великого национального вдохновения, пусть даже ради показухи, мы переживали и во время подготовки к Олимпиаде, и во время космического проекта; пусть всё у нас идёт по сценарию Великой Отечественной, то есть выигрывается великой кровью и ценой сверхстресса, но если национальная матрица такова ― сделать с этим ничего невозможно. Я знаю по себе, что люблю всё откладывать до последнего. Валерий Попов объяснил эту особенность национального характера тем, что только стресс, только необходимость успеть в кратчайшие сроки позволяет русским выложиться полностью, мобилизовав все духовные и творческие ресурсы. Это нормально. Я искренне полагаю, что никакая повседневная работа и даже никакая помощь старикам и детям не позволит России достичь таких высот трудолюбия и вдохновения, как авральная подготовка к Олимпийским играм и Мундиалю. Если мы хотим выложиться, блеснуть и поразить мир, нам надо ставить перед собой великие непрагматические задачи вроде полёта на Марс. Думаю, что выигрыш чемпионата мира по футболу для России сравним с таким полётом.

А как же спорт, спросите вы. А спорт мне неинтересен. Он тут, если хотите знать, вообще ни при чём.

12 января 2011 года

Слово и тело

По большому счёту, сегодняшних россиян меньше всего волнует статус ленинской мумии — а интерес к теме обеспечен, поскольку всё советское остаётся отличной темой для бесконечных ток-шоу: пинать нынешнюю действительность нам запрещено, так выпустим пар хоть по протухшему поводу. 

Предложение депутата Госдумы Владимира Мединского — «Единая Россия» поспешила от него откреститься — предать наконец Ленина земле — вызвало подозрительно бурную реакцию. Подозреваю, что для того этот вброс и осуществлялся. Как и многие инициативы последнего времени — от упразднения знаменитого «перевода стрелок» до обсуждения новых стандартов школьного образования. Стратегическая цель, думаю, очевидна — у партии власти всё не очень хорошо с рейтингами, декабрьские выборы могут принести ей неприятные сюрпризы, и потому для отвлечения масс от реальной политики годятся любые посторонние темы.

Навязывание партии посторонних дискуссий — любимая тактика заклятого ленинского врага Льва Троцкого; неудивительно, что простые и эффективные техники раннесоветских времён востребованы снова. Однако, если вдуматься, именно стремление правящей партии (пусть даже одного её громкого спикера) распрощаться с Лениным даёт серьёзный повод поразмыслить о том, чем он им так мешает — и почему он до сих пор опасен?

Лично мне представляется, что с символическими фигурами вроде Ленина опасно играть в такие игры: важно ведь не только то, похоронят его в конце концов или нет, а и то, кто в очередной раз выступает могильщиком.

Ленин в разное время олицетворял разные политические тенденции, и это вполне закономерно для политика, отлично умевшего приспосабливаться к реальности и с равной уверенностью утверждавшего прямо противоположные вещи. Ленин образца 1918 года — сторонник и пропагандист мировой революции; Ленин 1922 года — её отчаянный критик, обзывающий этот революционный глобализм «Детской болезнью левизны в коммунизме» (впрочем, советская власть к тому времени уже получила по носу в Варшаве). Ленин до 1917 года — отчаянный сторонник свободы слова, а после 1917-го — сами понимаете: «Вы свободны нас критиковать, а мы свободны вас расстрелять». То есть делать из него символ и жупел — нормальная политическая практика: Егор Яковлев рассказывал автору этих строк, что в 1956 году Ленин воспринимался как анти-Сталин, а на волне перестройки уже интерпретировался как его предшественник. Что в корне неверно, но кому ж тогда было дело до истины?

Интерпретация ленинской темы на девять десятых зависит от погоды на дворе. В том, чтобы исполнить давнее ленинское завещание и предать земле его прах, нет ничего дурного и тем более кощунственного: Ленин ненавидел оккультизм, торжественные увековечивания, ритуальные практики и прочее наследие язычества. Впрочем, и к христианству он относился с горячей личной враждой.