Статьи из журнала «GQ»

Ничего не понимаю. Не может быть, чтобы это было без умысла. Клянусь вам, я хорошо помню семидесятые, и выступления Леонида Ильича Брежнева — даже когда их зачитывал по пять часов Кириллов — содержали больше живых интонаций и содержательной информации к размышлению. Вот там были сигналы, да. Упоминание или неупоминание того или иного лица или события означало тектонический сдвиг. Невозможно в наше время общаться сигналами: слово утратило силу, контекст жидковат, никто не будет читать между строк и расшифровывать намеки. Страна не в том состоянии. Дискурс власти должен быть иным: нужно изо всех сил мотивировать к деятельности, вселять веру, внушать какой-никакой заряд бодрости, если уж по интеллектуальным своим возможностям власть не может сказать ничего содержательно нового. С предложением этой содержательной новизны у нее давно проблемы: наивысшим достижением кремлевского политмышления остается пока переформулировка в новых терминах («синергия», «перверты», «холизм») концепции изоляционизма, умеренного мессианства и традиционного ответа внутренними репрессиями на внешние вызовы. Николай I-light. Ладно, давайте не углубляться в интеллектуальные дебри, давайте ограничимся простыми человеческими интонациями, столь необходимыми населению во времена большой кризисной фрустрации; попытаемся погладить, заглянуть в глаза, где-то даже понять и простить… Но и этим не пахнет: перед нами классический случай органчика, как он был описан еще главным знатоком отечественных архетипов М.Е.Салтыковым-Щедриным. Правда, тот органчик воспроизводил исключительно «Ррразорю» и «Не потер-плю!», а этот умеет только цитаты из учебника по основам гражданского права, того самого, не сданного в библиотеку… или это был какой-то другой?

Ну невозможно же, чтобы за полтора года — nothing personal! Чтобы сейчас, в момент поистине кризисный, и не только в экономическом смысле, чтобы на последней, может быть, развилке в истории русской государственности, в точке бифуркации, за которой — вполне вероятный распад, катастрофа, безнадежный откат в архаику… чтобы сейчас с главной трибуны в государстве изрекались настолько пустые слова, чтобы во главе страны зияло настолько ровное место! Давайте бегло обозрим вызовы — тоже словечко из политического волапюка, но слова «проблемы» явно уже недостаточно, — с которыми сталкивается сегодня возлюбленное Отечество: местные элиты разрознены, продажны, каждая тянет одеяло на себя и при случае готова удариться в самый кромешный сепаратизм. Публичная политика отсутствует либо профанируется. Телевидение и значительная часть прессы подцензурны, им давно никто не верит. Вертикальные структуры проржавели, финансовые и социальные проблемы регионов решаются в режиме личного разруливания. Стабфонд за год сократился в шесть раз. Что происходит на Кавказе — подумать страшно, растущей экспансии родного ставленника противопоставить нечего, тотальной коррупции — тоже. Ни одно слово ничего не значит, ни одно обещание ничего не весит, фальшь и гниль возрастают в геометрической прогрессии, но все это время не дремлют совсем другие силы — их пока не видно, но большевиков, вспомним, тоже было не очень-то много в публичной политике. А потом они, лучше всех подготовившись, просто подобрали власть в октябре семнадцатого. Кто выступит сегодня в этой роли — не знаю: радикальные националисты, озлобленные технократы, тайно организовавшиеся западники? Кто бы это ни был и сколь бы фантастической эта сила ни оказалась — нормальной и конструктивной она не будет в любом случае: в подполье такие не водятся, а другой среды для политики у нас сегодня нет. Наконец, опора на церковь тоже весьма проблематична — она знай борется за новые территории да благословляет байкеров; силы, которая бы пользовалась в обществе хоть минимальным авторитетом, нет. Отдельные идеалисты продолжают взывать к верхушке исполнительной власти: дерзайте, решайтесь, не бойтесь, устройте нам либерализацию сверху, потому что без нее все рухнет, а власть без лица еще хуже безвластия! У вас последний шанс, торопитесь, подайте сигнал, что вы за нас! Но хотя сама эта постановка вопроса оскорбительна для власти — вынужденной подавать сигналы, все время на кого-то оглядываясь, — он не подаст и сигнала. Он лишний раз напомнит, что лошади кушают овес и сено, — и не заметит, до какой степени смешна выбранная им роль.

Но что, если это не роль? Что, если в этом органчике действительно больше ничего нет?

Тады ой.

№ 10, октябрь 2009 года

Чудотворец

интервью Дмитрия Быкова с Юрием Арабовым