Статьи из журнала «GQ»

Разумеется, люди, выходящие на площади, немедленно упрекнут меня в трусости, а то и в проплаченности. Меньше всего хочется вставать в один ряд с Владимиром Соловьевым, упрекающим оппозицию в том, что она неэффективна, неконструктивна и разобщена. Но от обязанности анализировать ситуацию и проводить аналогии нас никто не освобождал. Все телодвижения власти, направленные на модернизацию и демократизацию, остаются пока пуфом и сопряжены с интенсивным распилом последнего бабла. Все модернизационные мероприятия вроде молодежного «прорыва» оборачиваются профанацией. Механизмов обратной связи между обществом и государством как не было, так и нет. Готовности сменить «тандем» сверху или по крайней мере пустить наверх свежие лица тоже не наблюдается. Диалог осуществляется на площадях, и весьма жестко. Смягчение ситуации сверху, как видим, проблематично. Я хочу лишь, чтобы люди, готовно и радостно ждущие расшатывания этой ситуации (а рады будут все, потому что очень уж стыдно), представляли себе альтернативу. Альтернативой монархии в 1917 году оказались не кадеты, не эсеры, не Временное правительство и даже не Учредительное собрание. Альтернативой была Гражданская война — то есть та же смута — и победа большевиков, реставрировавших монархию в значительно ухудшенном виде.

И я, честно, не знаю, устроит ли меня очередная сверхдержава с очередными ракетами, оплаченными террором. Тем более что до ее прекрасной старости — с Тарковским, Любимовым, Стругацкими, Трифоновым и самиздатом, — я точно уже не доживу.

№ 4, апрель 2010 года

Зачем взрослому идти в школу?

В: Зачем взрослому идти в школу?

О: Чтобы не бояться.

С тех пор как школьная тема вошла в моду, а сериал Гай Германики стал таким же символом перестройки, как «Не хлебом единым» (какова оттепель, таков и символ), — меня не покидает страх за школу. У нас если чем начинают заниматься, мало не кажется: продовольствие окончательно исчезло с появлением Продовольственной программы, школа загнила с началом черненковской школьной реформы, а горбачевская борьба с алкоголизмом привела к стремительному росту последнего. Как замечает Александр Лукашенко, верный наследник советской штурмовщины, «только я взялся за яйца, пропало масло». Мне очень не хочется, чтобы на школу обратилось приоритетное внимание властей, и особенно страшно, что к детям придут люди, совершенно для того не предназначенные. Сам я вернулся к любимому роду деятельности ― преподаванию русского и литературы — за два года до того, как образование было провозглашено национальным приоритетом. В принципе нет ничего дурного в медведевском призыве запустить в школу профессионалов в разных областях, от математики до политологии, даже если у них нет методических навыков: навыки, в конце концов, приобретаются, а педагогического образования у меня у самого нет и не предвидится: учительские дети обучаются ремеслу дома.

Смущает меня другое: самые тонкие вещи особенно уязвимы. В них критерий не то чтобы отсутствует — он именно тонок и трудноразличим. Почему, скажем, такое количество бездарей рвется в литературу? Им кажется, что здесь легче самоутвердиться: растолкаешь локтями наиболее талантливых и потому наиболее уязвимых, наговоришь им мерзостей — и царствуй. К счастью, у особо талантливых имеется та самая слоновья шкура, о которой любил говорить Бродский, да и читателя так просто не проведешь — рано или поздно надо предъявлять тексты, и тогда пиши пропало. В педагогике все еще сложней: сюда весьма часто устремляются люди, остро нуждающиеся в любви и преклонении, в горстке фанатичных последователей. Так они пытаются компенсировать свои жизненные неудачи, бытовые катастрофы и даже отсутствие женского внимания. Человек, стремящийся к созданию микросекты вокруг себя и своих идей, чаще всего весьма тривиальных и служащих оправданием личных пороков, — для школы опасней любого невежественного педагога, любой рутинной программы. Так в церкви самый консервативный красноносый батюшка лучше фанатичного неофита со взором горящим. Насколько могу судить, в школу — как и на многие другие прорывные направления — устремляются сегодня главным образом те, кто нуждается в обожании (а также в одобрении своего духовного подвига). И как поставить барьер на их пути — я не представляю.