Статьи из журнала «Медведь»

— Так нельзя. Я должна его сдать в хорошие руки или сделать так, чтобы сам ушел.

— Вот этого я никогда не понимал.

— Конечно.

— Будь уверена, он с величайшим облегчением тебя отпустит на все четыре. Нечего преувеличивать свою единственность.

И опять птицы, и опять не спали до шести, и почему-то после ночи с ней не было вялости и злости, а вскакивал свежий, словно после шести безмятежных часов на горной веранде. Ревниво следил: не подвампириваю? Нет, и ей не хуже. Главное — все можно было сказать, это важней всякого секса, однако и он, надо признать… Хотя по большому счету все это ведь только для подтверждения, вроде печати.

Не сказать, чтобы обходилось без взаимных дрессировок, замечаний об этикете, летучих обид. Но все это быстро гасло — зачем отравлять чистый воздух?

Почему-то из окна ее комнаты на третьем хрущобном этаже город напоминал Новосибирск, хотя там были сосны, а здесь тополя. Может быть, просто из окна «Золотой долины» смотрел в схожем состоянии, там тоже был роман (но это ведь не роман!) и, казалось, совершенный бесперспективняк. Тогда уже клонилось к осени, все было лихорадочное, и у Тани был насморк, и оттого оба задыхались вдвойне.

Здесь, напротив, все расцветало и расцветало, налетали дожди, освежавшие среди жары, и со двора поднимался запах мокрого асфальта. Мне кажется, во времени прошедшем печаль и так уже заключена: печально будет все, что ни прошепчем. У радости другие времена. Нет, здесь все было уже в прошедшем, но непонятно пока было, из будущего счастья мы на это смотрим или из будущей разлуки. Сначала все казалось, что из разлуки, но чем дальше, тем крепче срастались: три дня в Питере, неделя в Крыму, разъезжаться каждый раз казалось все более противоестественным, но подспудно осознавалось, что это еще и подогревает, подливает остроты, так что пока подождем.

— Интересно, что у нас (уже «у нас»!) не было никакой весны. Сразу с лета.

— Что, осенью кончится?

— Не знаю. (Хихикает.) Созрею.

Совершенно так и вышло, кстати, — осенью навалилась новая работа у нее, у меня, потом кризис, виделись реже, все ослабевало, а ведь тут с самого начала ясно — либо все, либо ничего. На все не решались, ну и вот. И потом — все главное выпито: как в детстве, тройной сироп. Дальше вода, зачем? Все поместилось в одно лето. Перепрыгнули через что-то, оттолкнувшись друг от друга, — бывает и так, и, может, не худший вариант.

Иногда, конечно, хочется позвонить, но подозреваю, что сменила телефон. И не звоню.

№ 7–8, июль-август 2009 года

Преступники нового типа

Почему Ростов славится маньяками? Потому что их там ловят. В Ростове хорошие менты. О новом типе бессмысленных и жестоких преступлений, появившихся в России, Дмитрий Быков беседует с бывшим ростовским следователем — писателем Данилам Корецким.

В Ростове я оказался вскоре после прогремевшего на всю Россию убийства командира нижегородского СОБРа Дмитрия Чудакова и его семьи. Чудакова, его жену и семилетнего сына застрелили, одиннадцатилетней дочери нанесли 37 ножевых ран. Из машины почти ничего не взяли. Нельзя было в разговоре с Корецким обойти то, о чем спорили десятки экспертов на страницах почти всех российских газет.

— Данил Аркадьевич, что за бессмысленное зверство и какой версии придерживаетесь лично вы?

— Я этого дела не веду и подробностей не знаю, а если бы знал, журналистам не сказал. Но, если смотреть открытую информацию, это четвертое подобное преступление: один район, один почерк, один вид оружия. До этого были три разбойных нападения неподалеку от Ростова, с целью ограбления, с применением той же «Сайги-410». «Сайга» — гладкоствольный самозарядный карабин, идеальное оружие для самообороны. Только что приятель меня спрашивал, чем лучше обзаводиться на случай столкновения с бандитами: он переехал в новый район с дурной репутацией, в доме пошаливают, лучше подстраховаться. Я посоветовал именно «Сайгу». Купить ее в охотничьем магазине не проблема, разрешение получить — тоже. Это довольно распространенное оружие, профессиональные бандиты вряд ли станут им пользоваться. Кажущаяся бессмысленность последнего нападения — взяли мало, да и брать было нечего, — жестокость и демонстративность всего происходящего наводят на мысль, что мы дождались некоего отечественного варианта Бонни и Клайда: банда из низов, непрофессионалы, отморозки, желающие не столько пограбить па дороге, сколько навести ужас на окрестности. Трое-пятеро человек, думаю, молодых, возможно, наркоманы. Думаю, они не остановятся. Думаю, преступления будут носить все более демонстративный, внешне бессмысленный характер. Возможно, будут попытки самопиара — письма, обращения в прессу и так далее, по схеме «Прирожденных убийц».