Статьи, рассказы, наброски (сборник)

- А на манер нашего начальника механических мастерских. У него, понимаешь ли, такой обычай - выпишет материалов на заказ в пять раз больше, чем нужно, и все в расход и загонит! Ему уж говорили: смотрите, как бы вам по шапке не попало. Ну да, говорит, по шапке... Руки коротки! У меня уважительная причина - кладовой нет. Способный парень!

- А не сядет? - восторженно спросил Петухов.

- Обязательно сядет. Вспомни мое слово. И сядет из-за мастерских. Не клеится у него с мастерскими, хоть ты плачь. Дрова вручную пилит, потому что приводная пила бездействует, а 30-сильный двигатель качает один вентилятор для четырех кузнечных горнов!

Петухов захохотал и подавился.

- Тише ты! - зашептал Угрюмый, - это что?.. А вот потеха была недавно с заклепками (Угрюмый хихикнул), - зачем, говорит, нам закупать заклепки, когда у нас своя мастерская есть? Я, говорит, на всю Россию заклепок наворочаю! Ну, и наворочал... 308 пудов. Красивые замечательно: кривые, с утолщением и пережженные. Сто двадцать восемь пудов пришлось в переработку пустить, а остальные и до сих пор на складе стоят.

- Ну, дела! - ахнул Петухов.

- Это что! - оживился Угрюмый, - ты послушай, что у нас с отчетностью творится. У тебя волосы дыбом станут. Есть у нас в механической мастерской Эр-ка-ка, и есть инструментальщик Белявский, - сипел Угрюмый, - он же и член Эр-ка-ка. Так он, представь себе, все заказы себе забрал. Сам расценивает, сам же исполняет и сам деньги получает.

Инженер Гейнеман в целях упрощения всяких формальностей по счетно-финансовой части завел такой порядок. Смотрю я однажды и вижу: счет э 91 на сдельные работы, исполненные сдельщиком Кузнецовым Михаилом с товарищами, на сумму 42 475 р. Выдал артельщик такой-то, получил Кузнецов. И больше ничего!

- Постой, - перебил Петухов, - а может, у него товарищей никаких не было?

- Вот то-то и есть!

- Да и как же это?

- Наивный ты парень, - вздохнул Угрюмый, - у него ж, у Гейнемана этого, весь штат в конторе состоит из родственников. Заведующий Гейнеман, производитель работ - зять его, Марков, техник - его родная сестра Эмма Маркова, конторщица - его дочь родная Гейнеман, табельщик - племянник Гейнеман, машинистка - Шульман, племянница родной жены!

- Внуков у Гейнемана нету? - спросил ошеломленный Петухов.

- Внуков нету, к сожалению.

Петухов глотнул чаю и спросил:

- Позволь, друг, а куда ж Эр-ка-и смотрит?

Угрюмый свистнул и зашептал:

- Чудак! Эр-ка-и! У нас Эр-ка-и - Якутович Тимофей. Славный парнишка, свой человек. Ему что ни дай - все подпишет.

- Добродушный? - спросил Петухов.

- Ни черта не добродушный, а болтают у нас (Угрюмый наклонился к растопыренному уху Петухова), будто получил он десять возов дров из материалов мостов Западной Двины, 4 1/2 пуда муки и 43 аршина мануфактуры. Дай тебе мануфактуры, и ты будешь добродушный,

- Тайны мадридского двора! - восхищенно воскликнул Петухов.

- Да уж это тайны, - согласился Угрюмый, - только, понимаешь ли, вышли у нас с этими тайнами уже явные неприятности. Приезжают в один прекрасный день два каких-то фрукта. Невзрачные по виду, брючишки обтрепанные, и говорят: "Позвольте ваши книги". Ну, дали мы. И началась тут потеха. По-нашему, если отчетность на год отстала - пустяки! А по-ихнему преступление. По-нашему - кассовые книги заверять и шнуровать не надо, а по-ихнему - надо! По-нашему - нарезать болты вручную продуктивно, а по-ихнему - нужно механически! Клепку мостовой фермы на мосту, по-нашему, нужно вручную производить, а по-ихнему - это преступно! Так и не столковались. Уехали, а у нас с тех пор никакого спокойствия нет. Не наделали б чего-нибудь эти самые визитеры? Вот и ходим кислые.

- М-да, это неприятности... - согласился Петухов.

Оба замолчали. Зеленый абажур окрашивал лица в зеленый цвет, и оба конторщика походили на таинственных гномов. Лампа зловеще гудела.

* Михаил Булгаков. Под стеклянным небом

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

Жулябия в серых полосатых брюках и шапке, обитой вытертым мехом, с небольшим мешочком в руках. Физиономия словно пчелами искусанная, и между толстыми губами жеваная папироска.

Мимо блестящего швейцара просунулась фигурка. В серой шинели и в фуражке с треснувшим пополам козырьком. На лице беспокойство, растерянность. Самогонный нос. Несомненно, курьер из какого-нибудь учреждения. Жулябия, метнув глазами, зашаркала резиновыми галошами и подсунулась к курьеру.

- Что продаешь?

- Облигацию... - ответил курьер и разжал кулак. Из него выглянула сизая облигация.

- Почем? - Жулябины глаза ввинтились в облигацию.

- Сто десять бы... - квакнул, заикнувшись, курьер. Боевые искры сверкнули в глазах на распухшем лице.

- Симпатичное лицо у тебя, вот что я тебе скажу, - заговорила жулябия, - за лицо тебе предлагаю: девяносто рубликов. Желаешь? Другому бы не дала. Но ты мне понравился.